Смотри, — добавил он, подняв пальцы обеих рук перед глазами своего внимательного спутника, — десять раз снег падал и таял с тех пор, как вигвам бледнолицых стоял на этом холме. Конанчет был тогда подростком. Его рука не поражала никого, кроме оленя. Его сердце было полно желаний. Днем он думал о скальпах пикодов, а ночью слышал предсмертные слова Миантонимо. Хотя и сраженный трусливыми пикодами и лживыми йенгизами, его отец пришел ночью в свой вигвам, чтобы поговорить с сыном. «Вырастет ли дитя столь многих великих сахемов большим? — спросил он. — Станет ли его рука сильной, его ноги легкими, его глаз зорким, его сердце мужественным? Будет ли Конанчет похож на своих предков? Когда юный сахем наррагансетов станет мужчиной? » Зачем я должен рассказывать моему брату об этих беседах? Метаком часто видел длинную череду вождей вампаноа в своих снах. Храбрые сахемы иногда входят в сердце его сына!
Отвечая, великодушный, хотя и лукавый Филип тяжело опустил ладонь на свою обнаженную грудь:
— Они всегда здесь. В душе Метакома нет ничего, кроме духа его отцов!
— Устав от молчания, убитый Миантонимо начинал говорить громко, — продолжал Конанчет, выдержав обычную вежливую паузу после высокопарных слов своего спутника. — Он велел своему сыну встать и пойти на йенгизов, чтобы вернуться со скальпами и повесить их в своем вигваме, ибо глазам мертвого вождя не нравится видеть это место голым. Голос Конанчета был тогда слишком слабым для костра Совета; он ничего не сказал… Он пошел один. Злой дух предал его в руки бледнолицых. Он был пленником много лун. Они посадили его в клетку, как укрощенного кугуара! Это было здесь. Известие о его злополучной судьбе дошло из уст молодых йенгизов до охотников, а от охотников оно дошло до ушей наррагансетов. Мой народ потерял своего сахема и пошел искать его. Метаком, мальчик почувствовал силу Бога йенгизов! Его душа стала слабеть; он меньше думал о мести; дух его отца больше не приходил по ночам. Было много разговоров с незнакомым Богом, и слова его врагов были добрыми. Он охотился с ними. Когда он встретил след своих воинов в лесах, его душа встревожилась, ибо он знал их цель. Все же он увидел дух своего отца и стал ждать.
Боевой клич был хорошо слышен в ту ночь. Многие погибли, и наррагансеты сняли скальпы. Ты видишь этот каменный вигвам, по которому прошелся огонь. Тогда там наверху было хитроумное место, и в нем бледнолицые сражались за свою жизнь. Но огонь бушевал, и для них не было никакой надежды. Душа Конанчета была тронута этим зрелищем, ибо те, кто внутри, показали себя людьми чести. Хотя их кожа была такой белой, они не убивали его отца. Но пламя нельзя было уговорить, и это место стало как угли покинутого костра Совета. Все внутри превратились в пепел. Если дух Миантонимо возрадовался, то это хорошо, но на душе у его сына было очень тяжело. Им овладела слабость, и он больше не думал хвастать своими подвигами на тропе войны.
— Тот огонь выжег кровавое пятно с земли сахема?
— Он сделал это. С того времени я не видел следов крови моего отца. Седоголовый и дети были в том пожаре, а когда бревна обрушились, не осталось ничего, кроме углей. И все-таки те, кто находились в пылающем вигваме, предпочли остаться!
Внимательно слушавший Метаком вздрогнул и бросил быстрый взгляд на развалины.
— Разве мой сын видит духов в воздухе? — спросил он поспешно.
— Нет, они живы. Они готовы на муки. Тот, с белой головой, много говорил со своим Богом. Старший вождь, который сильной рукой поражал наших юношей, тоже был пленником в этом вигваме. Тот, кто говорил, и та, что казалась бледнее Даже, чем ее племя, умерли той ночью, и тем не менее теперь они здесь! Даже храбрый юноша, которого так трудно было победить, похож на мальчика из пламени! Иенгизы имеют дело с неведомыми богами. |