Он осознал вдруг, что проводит кампанию, которая ему совершенно в новинку, и ему придется применять тактику, с которой почти незнаком.

Герцог принялся разрабатывать план операции, которая, как он догадывался, будет весьма затяжной и вовсе не гарантирует полной победы.

А вдруг вместо того, чтобы понравиться ей, он вызовет в ней такую ненависть, что, вернувшись в Англию, Магнолия сбежит от него, как уже пыталась сбежать в ночь после свадьбы?

Он подумал о позоре и неприятностях, которые за этим последуют, и о том, как пуста и холодна станет его жизнь — настолько, что он даже сейчас задумался, а нужна ли она ему будет вообще.

Герцог был не из тех, кто, будучи женат, увивается за каждой юбкой.

Он всегда считал это не только предательством, но и несправедливостью, ибо женщина лишена возможности получать запретные удовольствия, доступные мужчинам.

Он всегда испытывал отвращение, слыша слова:

— Моя жена? Она у меня в деревне, как в сейфе!

Он знал мужчин, которые все свободное время отдавали поиску развлечений, и давным-давно поклялся себе, что не станет таким, как они, когда женится, тайным любовным связям не будет места в его жизни.

Он вспомнил об этом и тут же подумал, что леди Эдит назвала бы эту позицию еще одним устаревшим идеалом.

Тем не менее менять ее герцог не собирался. Вместе с тем он был достаточно практичен, чтобы понимать — жизнь с женой, не желающей делить с ним ложе, будет бесцельной и одинокой.

Мужчине необходима женщина, и, раз уж герцог теперь не сражается на северо-западной границе, он вынужден искать себе женщину здесь, в Англии.

Более того, раз он уже женился, герцог хотел жить с семьей в замке, чтобы там звенели детские крики и детские комнаты, в которых вырос он сам, снова использовались по назначению.

И тогда через несколько лет он станет учить своего сына стрелять и ездить на лошади, а дочери будут расти такими же красивыми, как их мать.

Раньше он об этом не думал, но теперь твердо знал, что странная, хрупкая и какая-то неземная красота Магнолии, безусловно, добавит привлекательности женщинам рода Вернов.

Но это случится, только если она станет ему женой не на бумаге, а по-настоящему.

Чувства захлестывали его подобно неистовому потоку.

Черт побери, он хочет ее! Он хочет прижать ее к себе, хочет почувствовать, как она трепещет уже не от страха, а от желания. Хочет вынуть заколки из ее волос, чтобы они рассыпались по ее белым плечам.

Он хочет целовать ее мягкие невинные нетронутые губы, хочет почувствовать их своими губами.

Герцог отодвинул бокал: при таком наплыве чувств в алкоголе не было нужды.

И когда он уже собрался идти на палубу, чтобы найти Магнолию, за дверью послышались ее шаги.

Она шла к себе в каюту, и герцог понял, что сегодня он больше ее не увидит.

На протяжении всего следующего дня герцог чувствовал, что между ним и его женой вновь выросла невидимая стена, исчезнувшая было, когда они покинули Виллафранс.

Он заставлял себя весело и непринужденно болтать о разных вещах и усиленно делал вид, будто вчера за ужином ничего особенного не произошло.

К концу дня ему показалось, что в глазах Магнолии вновь засветилось доверие и страх опять покинул ее.

Но полной уверенности в этом у него не было.

Теперь, разобравшись в своих чувствах к Магнолии, герцог думал, что с каждым поворотом головы, с каждым движением рук, с каждой вспышкой солнечного света в ее волосах она кажется ему все прекраснее и прекраснее.

Чувство это росло и крепло в нем с каждым днем, а яхта тем временем достигла берегов Италии и вошла в Ионическое море.

Именно тогда, когда солнце палило так сильно, что после полудня невозможно было делать ничего, кроме как отдыхать под тентом, натянутым над палубой, герцог окончательно убедился, что безумно влюблен в собственную жену.