— Зачем ты нам все это рассказываешь? — спрашиваю я его. — Ведь все, что нам нужно, — это лишь теплая вода и постель.

— Ты не можешь требовать от других только теплой воды и постели. Другие тоже…

В это время где-то внизу снова хлопает дверь.

— Мне кажется, миллион лет пролетел слишком быстро, — говорю я, невольно протягивая руку к большому кухонному ножу.

— Разве человек знает, что такое миллион лет? — растягивая слова, отвечает Дарк. — Разве ты способен понять, сколько лет прошло? И не хватайся за нож, это глупо. Нельзя проткнуть ножом свою утеху.

У камина светло и тепло. Лиза раздевается, как всегда перед сном она становится удручающе словоохотливой.

— Странный дом, странный человек, — пускается в рассуждения она. Похож на Дарка, но это не Дарк. По-моему, он просто сумасшедший. Ну конечно же — он спятил от своего великого ума. Почему все интеллигентные люди рано или поздно чокаются, а, Эмиль? И почему они все так много пьют?

— Не знаю.

— Какое-то беспокойство грызет его. Как будто он все время чего-то ждет. Что вот-вот что-то начнется. Или, может, кончится. Короче, что-то произойдет. Это он хорошо сказал — жизнь это просто ожидание смерти. Ведь если подумать, то так оно и есть. Всю жизнь мы только тем и занимаемся, что ждем смерти. Любим, набиваем желудки, ездим с места на место и постоянно ждем смерти. И она всегда кружит над нами, только сначала лишает нас тех, кого мы любим, без кого мы не можем. И только потом приходит за нами. Кто хлопал дверью, Эмиль?

— Не знаю.

— Не знаешь, не знаешь… В детстве я думала, что упавшие звезды теряются в траве. И однажды, взяв корзинку, пошла собирать их. Но, представь себе Эмиль, там не было ни одной звездочки! Все, что я нашла, это порванный ботинок. С тех пор меня мучает вопрос — куда же деваются утром звезды? Ты, случайно, не знаешь?

— Остаются на месте, только их не видно.

— Как-бы не так! Звезды — это ведь души умерших, по утрам они прячутся в покойников. И у тебя когда-нибудь будет своя звезда, и у меня. Жалко только, что я не увижу ее. Или увижу?

— Не увидишь.

— Ты всегда готов разочаровать…

Не пожелав мне спокойной ночи, она поворачивается ко мне спиной, свертывается калачиком и плотно прижимается к моему телу, как бы ища защиты. Лиза молчит, и мне кажется, что она уснула.

— Почему ты забрал меня из психушки? — неожиданно спрашивает она.

На этот вопрос я никогда не отвечаю.

Кто-то стер с неба облака, в окно заглянула круглолицая и рябая, побледневшая от холода луна. Кто-то разорвал занавеску, куски которой несутся наперегонки, сплетаются в огромные черные клубки, пытаясь стать единым целым, вернуться к старому состоянию, но им никак не удается справиться с вечными силами распада…

— Я увижу свою звезду, я это предчувствую, — сонно бормочет Лиза. Завтра же увижу…

Пытаюсь заснуть, но образ Дарка не дает мне покоя. Мысленно я переношусь к комнату, наполненную затхлым воздухом, с большим дубовым столом, за которым сидит Дарк и, прихлебывая красное вино, разглагольствует: все, что изобрел человек, появилось в результате той ненависти, которую он испытывает ко всему миру. Отпивая глоток за глотком, он продолжает: самую жестокую ненависть порождают постоянно накапливаемые нами знания. Знаю, знаю — потребность в знаниях неистребима, я даже скажу тебе — почему. Потому что они даются нам в качестве компенсации за ту несправедливость, которую проявляет к нам Вселенная.