«Ну, что он сказал?» — спросил дед и ехидно улыбнулся.

Папа ответил, что при нас, детях, он не может повторить этого, такое это неслыханное хамство. Но мы-то как раз все слышали, потому что главный редактор вопил как оглашенный.

Дед прикинулся возмущенным: ему просто не верится, как такой в высшей степени респектабельный господин из такой в высшей степени респектабельной газеты мог сказать нечто в высшей степени хамское. Но на самом деле ему хотелось позлить папу. Они всегда ссорятся из-за газеты. Папа читает ту, которая не нравится деду, а дед читает ту, которую не выносит папа.

Мама собралась было позвонить в дедушкину газету, но тут уж и папа и дед запротестовали. Дед сказал, у его газеты есть более важные задачи, нежели оповещать своих читателей об изгнанных огурцах. Из-за сплошной нервотрепки мама забыла о поджарке. Она не зажгла духовку, и к обеду поджарка была еще жесткой и холодной. Мы ели бутерброды с колбасой и вчерашний картофельный салат.

У папы пять фотоаппаратов. Это его хобби. Самый новый устроен так, что уже через тридцать секунд после съемки из него можно вытянуть готовый цветной снимок. Папа зарядил этот аппарат, прокрался на веранду и сфотографировал куми-орского короля. Он надумал послать главному редактору фото Куми-Ори. Но когда снимок был готов, Куми-Ори на нем не оказалось — только пустая коляска да ножка стола. Папа сделал еще одну попытку, и еще одну — и каждый раз на пленке проявлялась пустая коляска. Тогда он взял «лейку», «роллей-флекс», японскую камеру и яростно общелкал спящего Куми-Ори со всех сторон. С фотовспышкой и без нее. На черно-белой пленке и на цветной. На девятимиллиметровой и на двадцатитрехмиллиметровой. Потом он проявил пленки в стиральной машине и отпечатал несколько снимков с увеличением. Но до какого размера он ни увеличивал, Куми-Ори видно не было.

К вечеру бельевой бак был переполнен папиными снимками — сплошные пустые колясочки и ножки стола.

Дед сказал, что Куми-Ори, очевидно, не фотогеничен, а мама высказалась так: «Выходит, незачем больше названивать ни в газету, ни на телевидение. Коли сенсация не зафиксирована на снимке, для читателей она никакого интереса представлять не будет».

Выясняется, зачем нужны королевские короны. Выясняется, что подвал служит не только для хранения картошки.

А еще выясняется, что в нашем семействе опять нет единомыслия.

Во время ужина Куми-Ори все еще спал. А мы тем временем смотрели по телеку детективчик. Наш разоспавшийся гость так выбил папу из колеи, что он забыл нам это запретить. Как раз в тот момент, когда инспектор уголовного розыска поднял решетку водосточной трубы, чтобы залезть в нее и преследовать гангстеров, детская колясочка на веранде стала тихонько покачиваться. Огуречный король проснулся. Ники завез его в комнату. Дед вырубил детективчик на самом интересном месте.

«Где наша макарона?! Мы не моги без макарона!» — завопил Куми-Ори. Он в ужасе схватился за голову.

Сперва мы никак не могли сообразить, где корона. Потом Ники вспомнил: да это ж мама, совершенно потеряв голову, сунула корону в морозилку. Ники достал корону. Она была вся ледяная. Куми-Ори заорал как резаный, когда Мартина напялила на него корону. Тогда папа стал подогревать ее зажигалкой. Но слишком раскалил.

Все это время Огурцарь ныл, что корона нужна ему немедля, без короны он все равно что голый, и не может соображать, и жить тоже не может. Наконец корона стала в меру теплой для огуречно-королевского чела. Куми-Ори надел ее и забрался на кресло, на котором папа всегда сидит у телевизора. Он положил ногу на ногу, сцепил ручки на брюшке и обратился к папе: «Ты Очун пара жен? Мы рассказкивать, кто мы и что туть хахочем?»

Папа кивнул.