Что не менее важно, она не могла теперь показывать свою слабость даже перед отцом. Если она проявит слабость, он будет беспокоиться правильный ли выбор сделал и, возможно, можно только предположить… стресс не поможет в его состоянии.

— Я не позволю нам упасть, — сказала она, встретившись с ним взглядом.

Облегчение отразилось на его красивом лице, и его взгляд был настолько открытым, непосредственным, что чуть ли не заставил ее опять заплакать. Но он был прав — она уже не могла позволить себе так открыто проявлять свои эмоции.

Любовь касалась семьи, но для бизнеса она не подходила.

Поднявшись на ноги, она обошла стол и обняла его, а когда выпрямилась, расправила плечи.

— Я хочу продолжать использовать тебя, как консультанта, — заявила она. И было смешно услышать, но ее тон уже не был похож на просьбу, обычно она не так разговаривала со своим отцом. Скорее тон напоминал, так генеральный директор разговаривает со своим предшественником.

— Всегда, — пробормотал он, склонив голову. — Это было бы честью для меня.

Она кивнула и отвернулась, прежде чем он увидел «трещины» на ее фасаде. Саттон уже была на полпути к двери, когда отец произнес:

— Твоя мама сейчас улыбается.

Саттон остановилась и чуть не заплакала. О, ее мама. Зачинщица, всегда боровшаяся за права женщин, когда это не приветствовалось на Юге, в их родной семье.

Да, ей бы очень понравилось, что она стала генеральным директором — это правда. Это было все, за что она боролась и требовала.

— Я не из-за этого выбрал тебя вместо брата, — добавил он.

— Я знаю, — все они знали, почему Винн не тянул на эту должность. — Я на конференц-связи с тобой во время финансового заседания, даже если ты и здесь. Я ожидаю, что ты внесешь свой вклад, как всегда делал.

Опять же, это прозвучало, как не просьба.

— Конечно.

— Ты будешь участвовать в заседании правления, как член правления в отставке. Я назначаю тебя, это первое мое официальное назначение к следующему заседанию правления. И ты также будешь участвовать в заседаниях исполнительного комитета и на всех заседаниях трастового фонда, пока будешь жив.

Пока она говорила все время продолжала смотреть в сторону.

Довольный смешок ее отца был полон отцовской гордости, он явно правильно передал свои бразды правления от бизнесмена-к-бизнесвумен, она снова начала усиленно моргать.

— Все, что пожелаешь.

— Я буду дома в семь вечера к ужину. Мы поедим у тебя в комнате.

Обычно к этому времени он лежал в постели, устав от борьбы за восстание своего тела.

— Я с нетерпением буду ждать.

Саттон направилась к двери его кабинета, потом остановилась, оглянувшись назад. Рейнольдс казался таким маленьким за своим столом, даже несмотря на физические изменения этого мужчины, сама мебель осталась прежней.

— Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, почти так же сильно, как любил твою маму.

Саттон улыбнулась. И продолжила свой путь, взяв портфель у столика рядом с дверью, прежде чем выйти в теплое майское утро.

У нее дрожали ноги, когда она одна шла к Bentley Mulsanne. Она представляла, как раньше отец обгонял ее на своей электроколяске, издающий ззззжжж, звук, который она решительно старалась игнорировать.

— Доброе утро, мисс Смайт.

Дон в униформе водителя, был шофером ее отца в течение двух десятилетий. Он открыл перед ней заднюю дверь, стараясь не встречаться глазами… не из неприязни или недоверия.

Конечно, он уже все знал.

Она сжала его руку.

— Вы будете на этом месте столько, сколько будете в состоянии работать.