— Что? — Эдвард попытался откинуться на спинку стула, но черт возьми, эта штуковина имела такую же гибкость и комфорт, как цементная стена. — Ну?

Голос Шелби был мягким, хотя все ее тело от работы было упругим и закаленным.

— Я просто хотела удостовериться, в порядке ли вы.

— Я в порядке. Здесь каждый день как Рождество. Теперь, если ты меня извинишь…

— Наб порезал морду вчера вечером. В середине грозы. Я не смогла достаточно быстро накинуть на него капор.

В тишине, которая последовала, Эдвард вспомнил, что только неделю или около того, Шелби появилась на пороге его коттеджа в конюшнях Red & Black, где она теперь постоянно жила. У нее ничего не было, кроме старого грузовичка и указаний от умершего отца, найти работу у Эдварда Болдвейна. Первый не представлял из себя ничего особенного, всего лишь четыре шины и ржавый корпус. Но вторым был долг, и он касался непосредственно чести Эдварда: все, что он знал о лошадях, он узнал от ее гениального отца-алкоголика. И что вы думаете… Все, что Шелби знала о лошадях и алкоголиках, безусловно, дали ей фору в общении с Эдвардом.

— Мой жеребец идиот, — пробормотал он. Потом подумал: «Впрочем, как и его владелец».

— Мо и ты пригласили ветеринара?

— Пятнадцать стежков. Я обшиваю его стойло. Он всегда был таким?

— Горячая голова с сумасшедшим нравом, впадает в высокомерие и панику. Поэтому и может ранить себя. Да, и с возрастом становится только хуже.

При таком сочетании, возможно, он и его жеребец могли бы получить здесь соседние камеры. Он, конечно, был бы признателен иметь такую компанию, и многолетние весенние грозы здесь труднее расслышать через бетонные стены тюрьмы.

— С новыми жеребятами все в порядке, — пробормотала Шелби. — Они любят луга. Мы с Мо переводим их с пастбища на пастбище.

Он вспомнил своего конюшенного управляющего. Такой хороший парень, настоящая соль земного Кентукки, конник.

— Как Мо?

— Хорошо.

— Как парень Мо?

— Хорошо.

Румянец залил ее щеки, Эдвард был так рад, что он подтолкнул ее в его сторону, в сторону Джоуи, подальше от себя. Из-за того, что она привыкла иметь дело с определенной проблемой, не значит, что ей необходимо спать с ним, хотя бы и короткое время, Шелби привыкла балансировать и начала влюбляться, поскольку подобное состояние хаоса было очень ей знакомо.

И, в свою очередь, он то же стал привыкать, испытывая даже влюбленность к ней, потому что терпел ненавистное одиночество.

Они оба притихли, он боролся с искушением подождать, чтобы она назвала истинную причину, из-за которой приехала к нему. Однако, несмотря на то, что ему нечем было заняться, кроме как тянуть время, он не выдержал.

— Ты же не приехала сюда посреди ночи, чтобы поговорить о ферме? Почему бы тебе просто не сказать.

Глаза Шелби поднялись к потолку, и ему показалось, что она молится, это совсем не наполнило его счастливым ожиданием. Может, речь о деньгах? Племенная ферма, которую основал еще его пра-пра-прадед, стала последним местом карьеры Эдварда, не просто шаг назад, когда он поскользнулся, упал и ударился головой, а успешно сдался, сложив с себя полномочия генерального директора очень успешной, процветающей «Компании Брэдфорд бурбон». Но для его предка ферма было обычным хобби, для него же это оказалось настоящим спасением… и он решил, что оставил свое предприятие с хорошим положительным сальдо.