Он оказался настолько глуп, пытаясь скрыть свои следы. Детективы вычислили не хватающих кадров, а также проследили вход в компьютер, как только они получили всю эту информацию, Эдварду ничего не оставалось, как признаться.
Лейн оттолкнул газету от себя.
Вот значит как! Сын, которого все боготворили и любили, находился в тюрьме за убийство человека, о котором никто не сожалел.
Раз уж пошло такое дело, это было крайне несправедливо, но иногда жизнь преподавала нам именно такие уроки. Несчастье, было обратной стороной счастья, но не всегда счастье приводилось в движение добродетелью или свободой воли, и лучше всего было запомнить, что эти два понятия никак не были связаны с личностью человека.
В противном случае можно было потерять рассудок.
Глава 4
— О чем черт побери ты говоришь? — потребовал Эдвард ответа.
Акустика в комнате для допросов была похожа на душевую кабину, пустые стены и отсутствие мебели эхом разносили его голос, словно в ракетболе.
Хорошо, возможно, он спросил немного резким тоном.
Но поскольку это была Шелби. И она привыкла иметь дело в течение дня с большими, непредсказуемыми лошадьми… значит, она не испугается его. Конечно, не ту шелущеную оболочку человека, с которой ей уже пришлось столкнуться, в виде пьяницы, причем ни один раз за свою жизнь.
— Я хочу знать, почему вы соврали полиции, — повторила она.
Эдвард взглянул на нее.
— Как ты сюда попала?
— Я приехала.
— Я не это имею ввиду. Как ты смогла попасть в тюрьму после полуночи?
— Это так важно?
Эдвард понял, что пора «взять быка за рога».
— Что ты сказала Рэмси?
Она всего лишь пожала плечами.
— Я сказала, что мне нужно с вами поговорить. Вот и все. Когда полиция была в вашем коттедже в тот день, он дал мне свой номер и добавил, что если мне понадобится подмога, я всегда могу ему позвонить. Я поняла, что на мои звонки вы отвечать не будите, также я поняла, что вам не захочется никого видеть или знать, что вас собирается кто-то навестить. Днем бесконечно снуют журналисты.
— Я не лгал полиции. Все, что я рассказал, как убил своего отца — правда.
— Нет, это не…
— Полное дерьмо…
— Не смейте ругаться в моем присутствии. Вы же знаете, я ненавижу, когда вы ругаетесь. — Она села напротив, как будто то, что он выругался, позволяло ей сесть напротив и «без церемоний снять перчатки». — Вы сказали им, что повредили лодыжку, когда тащили тело от грузовика к реке. Вы сказали, что даже доктор Колби приходил потом.
— Именно так. Ты же была там, когда он осматривал меня.
— Вы не там повредили щиколотку. Вы споткнулись и упали в самой конюшне. Я была свидетелем, как это произошло, и вы хорошо это знаете. Я даже потом помогла вам вернуться в коттедж.
— Я полностью уверен, что ты ошибаешься, вспомнив, как произошла травма…
— Я не ошибаюсь.
Эдвард еще раз попробовал ее переубедить, но не продвинулся дальше первой попытки, когда она стояла на своем.
— Дорогая моя, ты видела меня голым. И точно знаешь, как… мы продолжим… говорить насколько я травмирован? Я падал много, много раз… позволь тебе напомнить, что из-за того, что ты не была в том подлеске со мной, на берегу реки, не означает, что я не повредил себе щиколотку именно там. Это похоже на то, когда люди удивляются, что упало дерево, но никто не слышал грохота. Уверяю тебя, когда падают деревья, они создают много шума, но ты можешь его не услышать.
— Вы солгали.
Он закатил глаза. |