Джин подумала, что она ослышалась или что-то неправильно поняла.

— Прости… я… а как же Амелия?

— А что она? У нее есть мать… и отец. И я понимаю, что для современного поколения это несколько шокирующая комбинация, но в некоторых семьях принято, чтобы родители и дети жили вместе. В течение долгого времени. Например, месяцев. Лет. Десятилетий… — он помолчал. — Пока смерть не разлучит нас.

Джин затрясло, причем так сильно, что ей пришлось обхватить щеки руками, потому что у нее застучали зубы.

— О чем ты говоришь, Самюэль Ти.? Прошу тебя, я знаю, что не заслуживаю этого, но, пожалуйста, не будь со мной жесток. Я больше не вынесу этого

Самюэль Ти. отошел от своего Jaguar.

— Я думаю, что нужно оставить прошлое. Оставить все в прошлом во временах нашей молодости, оставить в воспоминаниях и закрыть эту дверь. И начиная с сегодняшнего дня, начать все сначала. Мы совсем стали другими. Более обновленными, по-прежнему влюбленными друг в друга, желающими соединиться, без каких-либо игр, лжи и сожалений. Начнем все сначала, прямо здесь и сейчас.

Джин почувствовала слезы у себя на щеках.

— Что скажешь, Джин? Ты готова повзрослеть со мной? Потому что я готов быть с тобой рядом.

Он протянул к ней руку.

Ей не требовалось время, чтобы все обдумать.

Учитывая, что у нее пропал голос, она усиленно кивнула, насколько могла.

— Я люблю тебя, — вскрикнула она, положив руку в его ладонь. — Я так тебя люблю…

И тут же они упали в объятия друг друга.

Положив голову на плечо Самюэля Ти., она замерла, а потом он зашептал ей что-то на ухо, и она перевела взгляд на лужайку.

Амелия стояла рядом с Харлеем.

И улыбалась, глядя на своих родителей.

Глава 43

Эдвард вышел из «Мерседеса» Саттон и окинул взглядом здание, которое было двухэтажным, но не маленьким, насколько но мог вспомнить, с огромным открытым пространством внутри.

— Я подожду тебя здесь, — взволновано произнесла Саттон. — Или ты хочешь, чтобы я оставила тебя здесь, уехав?

— Нет, мне слишком далеко идти отсюда до Истрели.

— Ладно, я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Правда состояла в том, что Саттон придавала ему мужество и силы.

Закрыв дверь машины, он поправил черный костюм и галстук. И пошел вперед, ненавидя, что так заметно хромает, но здесь он уже ничего не мог изменить.

Войдя в затемненное, больше напоминающее ангар, помещение, ему в нос ударил запах нефти, и он почувствовал невыносимую жару, поскольку стены были металлическими, а верх крыши все время находился под солнечными лучами. По крайней мере, здесь был один кондиционер, он слышал его журчание, но где-то в дальнем офисе.

Он продвигался вперед мимо рядов косилок, экскаваторов, погрузчиков и плугов. Все стояло на определенных местах: будь баллон с газом или мешки с семенами травы, воздуходувки или грабли, тачки или четырехколесные транспортные средства, все было в хорошем состоянии, было видно, что за всем ухаживали.

Кабинет главного садовника был застеклен, но стекла были такими старыми и пыльными, что с трудом можно было что-то через них разглядеть. Но внутри кто-то был, Эдвард различил силуэт фигуры.

Эдвард остановился у закрытой двери. Прочистил горло, а потом поднял руку и постучал.

— Даа, — последовал резкий ответ.

А потом скрипнув, дверь открылась.

Гэрри МакАдамс замер на пороге… внезапный страх появился в его глазах.

И в этот момент, Эдвард получил ответы на все свои вопросы, которые хотел ему задать. И все же он был вынужден спросить:

— Вы знаете, кто я?

Пожилой мужчина попятился и, казалось, чудом нашел свое кресло.