— Где твое платье? — спросил он.

— Внизу. На красном диване.

— Пойду принесу. Вместе со всем остальным.

— На мне не было трусиков.

И он вспомнил… как они около восьми часов вечера занимались сексом в частном клубе Чарлмонта в комнате для чистки обуви. Вечеринка, на которой они оба оказались, была посвящена празднованию предстоящей свадьбы одного из его братьев братства, передвинулась от патио с грилем к бассейну. На вечеринке присутствовал он сам, пятьдесят его братьев, а также Прескотт/Пейтон или Пибоди? — и ряд других из «Три Дельты» сестер женского клуба, со стороны невесты.

Обычный майский вечер, такой же, как и все вечера, прекрасный и не оставляющий в памяти ничего, даже такую как она.

Он был бы счастлив, если бы вспомнил хоть какую-нибудь особенность, пока ехал бы.

— Я сейчас вернусь, — произнес он. — А ну-ка, милочка. День набирает обороты, и нам тоже пора двигаться.

Когда он вернулся с ее платьем от Стеллы Маккартни и Лабутенами, с облегчением вздохнул, обнаружив ее не в постели, а…она представляла довольно впечатляющее зрелище, стоя перед окном, повернувшись боком к камину, выставив на его обозрение свою довольно впечатляющую задницу.

Поставив руку на бедро, отклонив голову в сторону, он наблюдал за ней и готов был поспорить, что она пыталась высчитать сколько акров земли находятся в его владениях.

— Насколько видно глазу, — произнес он сухо. — Во всех направлениях.

Она повернулась и улыбнулась ему.

— Тогда ты владеешь изрядным количеством.

— Мой отец и мать на востоке Кентукки владеют тысячами акров. — Ее глаза стали огромными, он же всего лишь пожал плечами. — У меня всего лишь небольшой участок.

— Я даже и не знала, что в Кентукки есть столько земли.

Что на это можно было сказать? Почему-то он не думал, что ее мать вдавалась в исследования по поводу этого вопроса, которое, однозначно, должно передаваться матерью своим детям, и он также подумал, что не стоит ей всего рассказывать, раз уж она никогда не беспокоилась раньше об этом.

— Вот. — Он протянул ей платье и туфли. — Я, на самом деле, должен поторопиться.

— Позвонишь мне? — Она нахмурилась. — Я вбила свой телефон в твои контакты, помнишь?

— Конечно. Я обязательно позвоню тебе. — Это была несусветная ложь, которую он говорил множество раз, особенно в таких ситуациях, когда должен был быстро удалиться. — Я буду ждать тебя внизу. На крыльце.

Быстро развернувшись, он вышел и тихо закрыл за собой дверь. Спустившись на первый этаж, он вошел в свой кабинет и стал складывать в портфель от своего дяди файлы с делами и записи. Однако, все это было для проформы. Туда, куда он направлялся, все, что было связано с работой, была последней вещью, которая его волновала.

Он закрывал старомодный кожаный портфель, его пальцы были не такими ловкими, потертые латунные пряжки оказались для него сегодня слишком большими.

Опустив голову, он закрыл глаза. Менее чем через час он увидит ее, и он не был готов к этой встречи. Совсем не был готов.

Ни трезвый, ни пьяный.

Джин Болдвейн относилась к тем женщинам, при которых ему или следовало полностью отдавать отчет в своих действиях, быть совершенно трезвым, либо полностью пьяным. Середины не было.

На самом деле, он с Джин всегда впадал в крайности — от сильной любви к сильнейшей ненависти, от великой радости до огромнейшей боли.

Их роман был не столько романтическим, сколько постоянным столкновением и борьбой друг с другом, и казалось, что их противостоянию не будет конца.