– Одни говорят – случайность, другие – халатность, третьи – поджог. А там поди разберись…

Когда водку допили, за окнами совсем светло стало.

– Ну что, Катя, спасибо тебе за хлеб-соль, – поднялся Зарубин из-за стола. – Пойду в гостиницу на ночлег устраиваться. «Турист» еще работает?

– Ладно, Ваня, в какую гостиницу в семь утра! Оставайся тут!

– А Коля твой?

– Договоримся. Я тебе тут, в зале, постелю.

Подумал гость и согласился: и впрямь, почему бы у одноклассницы не переночевать?

Стелет хозяйка простыню белоснежную и на Ивана исподтишка поглядывает. Видит Зарубин, что спросить его хочет о чем-то, да не решается почему-то.

– Может, Кать, спросить хочешь о чем-то?

Выпрямилась Катя.

– Хочу… Если можно.

– У меня все можно спрашивать.

– Вань, а Вань… Зачем ты в наш город вернулся?

Насупил Зарубин брови.

– Знаешь, Катя… Другой бы никогда не сказал. А тебе скажу. Мы все собираемся когда-нибудь раздать долги. И собрать их с других. И наступает время. Или не наступает. Так вот для меня – наступило.

Глава 2

1

Страшна Залиния после пожара. Трубы печные из опаленной земли возносятся. Сладкий запашок падали ноздри щекочет. Собаки одичавшие по пожарищу бродят, тряпье обгоревшее мордами ворошат.

Погорельцы на пепелищах роются. Поднимают головы, смотрят удивленно на «Кадиллак»: с чего бы это господин Хомуталин с утра пораньше на Залинию-то пожаловал? Никак и впрямь собирается народу помочь?

Проехал лимузин Залинейный район насквозь, остановился у черной коробки бывшего Дома культуры, напротив единственной уцелевшей хаты.

Впрочем, уцелевшей – это мягко сказано. Черен тот дом, как антрацит кузбасский. Левый угол в огне обуглился, бревна наполовину прогорели. На ставнях да резных наличниках краска пузырями пошла. Стекла оконные в густом слое копоти – на самое яркое солнце сквозь такое стекло без опаски за зрение смотреть можно. Забор на земле лежит полусгоревший. Вместо фруктовых деревьев – пеньки торчащие.

Но живут в этом доме… Что и говорить – крупно повезло человеку. Весь Залинейный район без крыши над головой остался, а тут – даже стекла оконные не полопались.

Открылась дверка «Кадиллака», и вылез из-за руля мужик. Здоровый мужик, молодой, в себе уверенный, а главное – с глазами наглыми-пренаглыми. Еще бы: будешь тут скромным, раскатывая пусть не на своем, но все-таки на лимузине! Прошел двором, достал из кармана бумажку, взглядом по ней скользнул и в дверь по-хозяйски постучался.

– Алло, тут такой Василь Захарыч Щедрин живет?

А из-за двери ему – голос стариковский:

– Прошу вас, не заперто…

2

Проснулся Иван, приподнялся на кровати, головой мотнул, неприятное видение отгоняя. Взглянул на часы – лишь минут сорок, оказывается, поспал. Поднялся, поставил чемодан на койку, тетрадку в фиолетовой клеенчатой обложке достал.

В графе «Кредит» Валера Титов под первым номером стоит. Подумал Зарубин, взял карандаш и дважды фамилию-имя друга покойного подчеркнул. И решил сегодня же, как с кладбища вернется, собственным расследованием заняться. Чтобы наконец правду выяснить. Чтобы имя свое честное восстановить.

3

Наглоглазый, на хомуталинском «Кадиллаке» приехавший, прошел в дом. Без «здрасьте», без приглашения уселся в кресло. Закурил, затянулся глубоко и на хозяина посмотрел скучающе.