Он окинул взглядом стол с завтраком: свежевыжатый сок апельсина, ломтики банана и ананаса и дымящаяся кружка горячего кофе. Размытые края мира постепенно обретали четкость. Рядом с ним стояла бутылка аспирина со снятой крышкой и стакан воды. Он вытряхнул в ладонь две таблетки, бросил их на язык, запил водой, с трудом глотая, и развернул «Бангкок пост» на разделе «Обзор». Статья из Штатов предсказывала, что через двадцать лет люди будут жить до ста пятидесяти лет. Он потянулся к соку, представляя себе, как статридцатилетние старики снимают семнадцатилетних инь в Патпонге и в «Сой Ковбой». Кальвино было сорок лет. Он подумал, что лично ему не хотелось бы прожить еще сто десять.

Птичка майна миссис Джэмтонг присела в клетке за дверью.

– Кхан Уини сегодня опоздать в свой офис?

Поскольку птица говорила точно таким же голосом, как служанка – и это была одна из самых любимых ее фраз, – он не был уверен, кто именно задал этот вопрос. Да это и не имело значения.

Налитыми кровью глазами с припухшими веками Кальвино посмотрел на служанку, потом на птицу – с детским удивлением. Поискал в памяти нужные тайские слова, чтобы объяснить мрачную обстановку в своем офисе. Он не работал уже два месяца и не видел перспективы получить работу в данный момент. Это была спираль. С каждым днем ему все меньше хотелось идти в офис, где пахло неудачами и неоплаченными счетами. И он собирался избежать похода туда утром в понедельник.

– Офисный день завтра. По понедельникам я никогда работать, – произнес он.

Миссис Джэмтонг улыбнулась одной из своих четырнадцати улыбок. Это была улыбка сострадания. Она знала, что он пытался работать. Знала, что у него нет работы. Помнила, что он живет ради своей работы и пьет, когда телефон не звонит много дней.

– Ратана звонить вам в восемь. Она говорить, очень важно, чтобы звонить кхан Уини. – Миссис Джэмтонг сияла. Ей нравилось сообщать новость, которая, по ее мнению, могла быть хорошей.

Ратана была двадцатитрехлетней секретаршей, наполовину китаянкой, которая сидела в маленькой приемной офиса Кальвино. Она редко звонила ему домой; он редко звонил ей в офис. Это были хорошие взаимоотношения: они могли надолго забыть, что имеют какое-то отношение друг к другу.

Миссис Джэмтонг протянула ему телефон и расправила шнур, весь перекрученный и спутанный в узлы.

Винсент поставил телефон на стол, улыбнулся и вернулся к первой странице «Бангкок пост». Миссис Джэмтонг вздохнула и набрала номер его офиса. Тем временем Кальвино уставился в газету. На первой странице размещалась черно-белая фотография фаранга, лежащего головой на письменном столе. Пара копов в мундирах улыбались в камеру, изображения их лиц получились крупнозернистыми на газетном листе. Кальвино понял улыбку миссис Джэмтонг. Она протянула ему трубку.

– Вы видели газету? – спросила его Ратана.

– Я завтракаю.

– Почему фаранг не может завтракать и разглядывать фотографию мертвеца?

Кальвино поморщился.

– Мы к этому не приспособлены нашей культурой.

– Позвоните, когда закончите. Ладно?

Кальвино положил трубку. Он сел прямо, внимательно посмотрел на снимок. Он вернулся к работе. А имея работу, он, возможно, приблизится к получению денег по чеку, и тогда все будут довольны. У тайских полицейских на месте убийства были такие же улыбки, когда они схватили нигерийца, перевозившего наркотики, в аэропорту Дон Муанг. Улыбка, говорящая: «Попался!» Самодовольная улыбка человека, знающего, что сегодня будет немного веселее, чем вчера, а так как завтра может и не наступить, то это лучшее, на что ты можешь надеяться.