Он сообщал факты совершенно бесстрастно, этот здоровенный мужик со сломанным носом, с лапищами уличного драчуна и нью-йоркскими интонациями. Половину своей жизни он был полицейским. Факты, факты, одни только факты, господа.

— Обвиняемый был весь в крови жертвы, та же группа, никаких сомнений. Положительная реакция на СПИД, тебе это известно?

— Нет, — ответил Мэтью.

— Прокурор штата, отдел шерифа и мы тоже считаем, что утром Ральф Пэрриш все еще злился на брата и на все это нечестивое сборище, вот и заколол его. Ты можешь надеяться только на одно: доказать, что это не было преднамеренным убийством, тогда его квалифицируют как убийство второй степени. А не то — быть твоему клиенту на горячей сковородке.

И никаких эмоций в голосе! Поджарят, мол, твоего клиента, фермера из Индианы, который до этого рокового дня. Бог знает сколько лет, поддерживал своего единственного братца, давал ему возможность жить на широкую ногу здесь, в солнечной Флориде, где сезон дождей умещается в один коротенький месяц февраль. Он же оплатил и этот прекрасный дом на берегу залива в Уиспер-Кей. И мирился с тем, что его братец-гомик, смотрел на это сквозь пальцы до той ночи, когда не смог сдержать отвращения ко всему этому.

— Я любил моего брата, — повторял Ральф Пэрриш, и Мэтью ему верил.

Да, хорошие ребята и плохие ребята.

Детектив Морис Блум был из хороших ребят. Но в этом деле они с Мэтью стояли на противоположных позициях.

— Не за те дела ты берешься, — сказал ему Блум. И он выглядел грустным, ведь Мэтью был его приятелем. — Кроме того, здесь все очевидно.

— Но ты же знаешь о человеке в черном, — сказал Мэтью. — Который сбежал, когда Ральф спускался по лестнице. Он говорил о нем на допросе и…

— Знаю, конечно, и мы уже с ним поговорили, — сказал Блум.

— С Иштаром Кабулом?

— Это его уличная кличка. Он — Мартин Фейн, еврей.

Блум покачал головой, удивляясь, что очаровательный еврейский мальчик стал гомосексуалистом. Там, где рос Блум, таких превращений не было. Некоторые из них могли стать полицейскими, но только рядовыми, — выше уровня капитана полиции в Нью-Йорке поднимались обычно только ирландцы. В последнее время на службу принимались и негры, ну а уж если ты еврей, то лучше пробиваться в раввины, еще вернее — стать каким-нибудь бухгалтером.

— Мэтью, — сказал Блум, — ведь у твоего клиента в руке было оружие убийства и…

— Он вытащил его из раны…

— Тебе не кажется, что это глупо?

— Он думал — брату станет легче от этого.

— Это он сказал, чтобы объяснить, почему он весь в крови.

— Но так и было!

— Нет, Мэтью, не так. Если и можно найти такого глупца, то разве что на Марсе, где ни кино, ни телепередач. На самом деле твой клиент поссорился с братом накануне ночью, у нас есть двенадцать свидетелей, которые готовы поклясться, что уже тогда дело едва не дошло до тумаков. А утром ссора вспыхнула с новой силой.

— И один из этих свидетелей — Иштар Кабул, а остальные…

— Ты считаешь это загадочной историей, — сказал Блум. — Нет тут никакой загадки, Мэтью, и никаких незнакомцев, убегающих по побережью в клубящиеся туманы, никаких…

— Но ведь был же он!

— По словам Пэрриша. Он — единственный, кто видел загадочного человека в черном.

— Но Кабул-то был на вечеринке в черном.

— И одновременно в постели с одной дамой… — оборвал его Блум и добавил: — У него алиби, Мэтью.