— Нечего тебе тут делать.

С этими словами я снова упал. Я задыхался, сердце билось так неровно, что я испугался, как бы оно не остановилось вовсе. Один из врачей что-то вколол мне и велел расслабиться. Но, памятуя о Рэббе, я чувствовал невыносимый ужас от погружения в сон помимо воли. Однако проснулся я в гораздо лучшей форме. Торнвальд ушел со словами, что, хотя он и не поставил окончательный диагноз, похоже, вмешательство магии не зафиксировано.

Мне все еще было паршиво, но я сел за письменный стол и закончил работу, по счастью уже только механическую. Затем я отменил все остальные встречи, отправился домой и попросил Флейм позаботиться о тишине в доме. На следующий день лучше мне не стало. Флейм уговаривала остаться дома, но стоит только признаться, что ты болеешь, тут же расходятся слухи о заклятиях. Нет, я не мог позволить, чтобы люди гадали, отчего же Черный президент чувствует себя так плохо. Так что я пошел на работу, несмотря на раскалывающуюся от боли голову и небольшой жар.

Но до работы я так и не добрался. Только я шагнул на движущуюся дорожку, как рассудок у меня помутился, и я сел мимо сиденья. Если б я не попытался удержаться, все было бы нормально. Но нет, надо было мне выставить руки и приземлиться как раз так, чтобы сломать большой палец. После рентгена и осмотра мне наложили гипс на левую руку. Шевелить пальцами я мог, но все равно приятного мало. К тому же перелом заживет только через месяц. Кипя от злости, я вернулся домой, забрался в кровать и крикнул Флейм, чтобы принесла выпить. Наконец, напившись в дым, я достиг счастливого забытья. Я нагрузился так, что забыл принять перед сном антипохмельные таблетки.

Так что проснулся я одновременно от холода и похмелья.

Поспав на сквозняке, я тут же подхватил простуду.

Я помню, как надо мной суетились врачи, как на заднем плане мелькала Флейм, и все время Торнвальд, Торнвальд, Торнвальд… Казалось, он постоянно появлялся, чтобы раздражать меня. Торнвальд, притащивший свои идиотские механизмы для определения магии. Торнвальд, уверяющий: «Я сделаю все возможное, Ллойд. Ты же знаешь. Я разобью заклятие, если смогу…»

А потом внезапно нахлынула тишина, я проснулся без температуры, и ничто, кроме гипса на руке и слабости, не напоминало мне о болезни. Тишина.

Я позвонил в звонок, но никто не появился. Комната казалась чересчур мрачной. Окна были приоткрыты. Я лежал и гадал, что бы это значило.

Интересно, а у меня хватит сил подняться? Судя по всему, придется. Я сердито отбросил одеяло и обнаружил, что у меня вполне хватает сил, чтобы встать. В голове моей уже складывались фразы, с которыми я выставлю за дверь десяток слуг, а может, и Флейм… Тут я свесил ноги с кровати и обнаружил на себе голубую тунику. Откуда у меня голубое белье? Это же священный цвет. Я посмотрел себе на грудь…

Мир замер.

На мне была священная голубая туника с вышитым на груди тотемом Орла с расправленными крыльями. Импульсивно я вскинул руку ко лбу. Казалось, я могу нащупать красный кружок, оставшийся после чьего-то ритуального копья в наркотическом сне.

Но чьего же?

— Флейм! — заорал я.

Ни звука.

Я выскочил из кровати. Никакой слабости. Я выбежал из комнаты и спустился по медленному эскалатору, путаясь в голубой тунике. Я продолжал звать Флейм и слуг. Но ответом мне было только эхо. Я распахнул входную дверь — на крыльце стояли черные блюда с едой, к двери был прибит черный венок.

Я сорвал его, увидел на улице людей и принялся звать их. Ни один не посмотрел на меня. Ни один даже не оглянулся.

Тут я осознал, что на мне надето, быстро заскочил обратно и захлопнул дверь. В прихожей стояло зеркало. Я подошел и посмотрел на себя. Красный кружок на лбу сиял в темной комнате. Я потер его руками. Потом повернулся и побежал к ближайшей ванной. Я тер лоб мылом и щеткой, пока он весь не стал красным, как кружок.