Нежно целую его ладонь и снова прижимаюсь к ней. Мне было так важно, чтобы он это сказал. Важно, чтобы он сам признал свой страх.

– Я понимаю тебя. Поверь мне, я знаю, что такое подобный страх. Моё прошлое тоже было не самым красивым и счастливым. Я делала много нехороших вещей. Но это прошлое. Помнишь, ты сам мне говорил о прошлом. Ты убеждал меня, что его больше не изменить, нужно только принять. И я принимаю твоё прошлое, Томас, каким бы оно ни было. Я принимаю, потому что иначе ты не был бы здесь вместе со мной и не стал бы таким, каким вижу тебя и каким полюбила. Прошлое нас подготовило к настоящему. И я клянусь, что ничто из твоего прошлого не заставит меня унизить твои чувства, обесценить их или отвернуться от тебя. Тебе врали, как и мне. Нас настроили друг против друга, и мы в этом не виноваты. Мы не виноваты, Томас. Наши отцы виноваты. Они нам враги, а не мы друг другу. И чтобы тебе стало лучше, залезь ко мне в голову. Посмотри то, что ты хочешь увидеть. Давай. Будем потихоньку привыкать к тому, что теперь мы в безопасности. Мы сейчас в безопасности рядом друг с другом. Давай смотри то, что тебе нужно. Мы же для этого пытались слиться. Смотри.

Томас обдумывает мои слова и кивает мне.

– Я хочу найти момент, когда на церковь напали. Направь меня, – просит он.

Закрываю глаза, сделав глубокий вдох, и мысленно возвращаюсь в прошлое. Крики наполняют мою голову, и я вздрагиваю от страха, когда голова моей сестры отлетает прямо к моим ногам. Кровь брызгает на моё лавандовое платье, а мёртвые глаза осуждающе смотрят на меня.

– Я здесь. Я рядом, – шепчет Томас. Я крепче сжимаю его руку.

Я снова проживаю этот момент, и моё сердце болит от ужаса. Я слышу слова отца и вижу его окровавленную одежду. Он отбивается… а потом слышу стон Стана, поворачиваю к нему голову и, перепрыгивая через трупы, нападаю на ублюдка, впиваясь в его шею клыками. Разрываю его горло и отрубаю голову, добираясь до Стана.

– Всё. Он ушёл. Его там нет. Ты не видела его больше, верно? – спрашивает Томас.

– Кто?

– Русо. Его нет. Он пропал из поля твоего зрения, когда ранили Стана. Тогда ты вспомнила про туннели и нашла раненого Рома. Так, возвращайся мстить им, – подсказывает Томас.

Опять. Боже. Сейчас он увидит мою боль, моё разочарование и разбитое сердце. Он будет смотреть, как я убиваю его родителей. Он смотрит на это, и я чувствую Томаса. Он сидит со мной, пока я плачу над телом Гелы, а потом встаю, чтобы сжечь всё. И я ухожу, а за спиной горит замок.

Распахнув глаза, я смотрю на Томаса. Он, хмурясь, что то обдумывает.

– Там был Радимил, точнее, была видна тень от него. Ты почувствовала его, но не придала этому значения. Когда ты вырвала сердце Гелы, ненадолго его тень попала в твой фокус. Но ты была занята своей болью и местью. Он был там. Значит, он, действительно, забрал тело Гелы ещё до пожара.

Я возвращаюсь к этому моменту и ловлю то, о чём говорит Томас. Он кивает мне, словно глядя на это вместе со мной.

– И что теперь? Гела может быть и у Радимила, и у Соломона. Они два сапога пара, – фыркаю я, не сдержав свою неприязнь.

– Нет. У Радимила нет, теперь я точно уверен в этом. Он бы никогда не отдал тело Соломону, потому что тот был полукровкой. Когда Соломон нашёл меня, то попросил обратить его. Радимил тот ещё ублюдок. Он на глазах Соломона убил его мать. И Соломон ненавидит Радимила. Радимил никогда не хотел иметь семью, а вот насиловать любил. Наима тоже родилась от подобной связи. Соломон нашёл её, думал, что у него будет семья, но прогадал. Поэтому тело Гелы точно находится у Радимила.