– Не пойдет, – возразил Ник, взмахнув сжатыми кулаками. – Вы что-то напутали, Грегсон…

– Одну минуту! – прервал Эллиот, сохраняя невозмутимое спокойствие. – Я ничуть не против того, чтобы меня называли Лестрейдом, Грегсоном или Этелни Джонсом , что вы делаете уже более двух часов. Пожалуй, мне это нравится куда больше, чем вашему адвокату, когда вы именуете его Блэкстоуном или сэром Эдуардом Коуком. Но не позволяйте вашему чувству юмора, мистер Баркли, заводить вас слишком далеко.

– Чувству юмора? – взвился Ник. – Бог свидетель, приятель, что я в жизни не был более серьезен!

– Тогда что вы хотите сказать?

– Я уже сказал! Вы слушаете меня?

– Да.

– Дядя Пен не закрывал это окно. Он открыл его, держа руки в положении, соответствующем этим отпечаткам, когда мы раздвинули занавеси и увидели, что окно уже закрыто и заперто. Вы ведь не нашли никаких отпечатков на шпингалете, верно?

– Никаких – только пятна.

– Я в этом не сомневался. Он повернул шпингалет ударом кулака. Все это есть в вашей записной книжке. Дядя Пен сделал это за некоторое время до того, как был ранен, – я говорил вам это в гостиной, после того как мы нашли его лежащим там. Смотрите сами.

Эллиот начал листать записную книжку. Гэррет Эндерсон внимательно слушал, как заместитель коммандера повторял показания Ника. Хотя Гэррет не слышал рассказа своего друга в гостиной, так как всех свидетелей допрашивали по отдельности, то же самое Ник говорил ранее в библиотеке.

– Понятно, – промолвил Эллиот. – Ваш дядя снял пару резиновых перчаток, которые надел раньше, но не мог вспомнить, когда это сделал. Он подбежал к окну, открыл его голыми руками – перед нами доказательство этого – и после этого не позволил вашей тете трогать окно. Правильно?

– Это всего лишь мое впечатление. Сколько раз мне это повторять?

Лицо доктора Гидеона Фелла приняло выражение растерянного Гаргантюа.

– Отпечатки очень четкие, Эллиот, не так ли? – спросил он. – Не смазанные? А как насчет пятен в пыли?

– Ну, пятна есть и на раме, в стороне от четких отпечатков, как будто кто-то прикасался к окну в перчатках.

– А нигде нет более широких пятен, чем те, которые оставлены пальцами в перчатках? Таких, как если бы раму вытерли?

– Нет ничего подобного. Подойдите и посмотрите сами.

Доктор Фелл приковылял к окну, взял лупу и стал разглядывать через нее стекло и раму, близоруко моргая. Когда он поднял голову, его лицо было еще более обескураженным.

– Четкие отпечатки, много пыли и никаких широких пятен! – пробормотал он. – О боже! Неужели вы не видите, Эллиот, какие выводы мы должны из этого сделать?

– Полагаю, вы их уже сделали? – Эллиот отобрал у него лупу. – Лично я не сделал никаких, так как теперь ситуация становится еще более непонятной.

– Почему это?

– Маэстро, кто-то закрыл и запер это окно. Это мог сделать несостоявшийся убийца в перчатках, но как он повернул шпингалет снаружи? Или окно вообще тут ни при чем? Возможно ли, что убийца – если мы отбросим версию самоубийства – вошел и вышел через дверь, запертую на засовы сверху и снизу? Это слишком много для любого рационального ума. Чем больше я думаю об этой неразберихе…

– Не надо, Эллиот!

– Что не надо?

– Не надо усложнять положение, умоляю вас, мой друг. С годами вы все больше и больше походите на суперинтендента Хэдли перед его уходом в отставку.