Варгасы плохие, да и не могли бы стать другими, ведь у них только одна мать, которая устала штопать, кормить и воспитывать и которая плачет каждую ночь, тоскуя по мужу, который ушел, не оставив ни записки с объяснениями, ни даже доллара на еду.

Дети прыгают между машин, и висят вниз головой на перекладинах, и ломают себе руки-ноги так часто, что кажется, будто они хрупкие, как фарфоровая ваза. Они думают, это весело. Они живут без уважения ко всему живому, даже к самим себе.

Спустя какое-то время всем надоело волноваться за чужих детей. Однажды они затеяли какую-то опасную игру на крыше лавки мистера Бэнни.

– Эй, ребята, вам что, делать нечего? Немедленно спускайтесь, сейчас же!

И они попросту плюнули ему на голову.

Видите, что я имею в виду? Неудивительно, что до них никому нет дела. Все перестали волноваться о них. Возможно, это случилось, когда маленький Эфрен сломал кривой зуб о счетчик на стоянке и даже не попробовал остановить Рефуджию, пытавшуюся пролезть через задние ворота и застрявшую между перегородок; возможно, когда Энджел Варгас хотел научиться летать и шлепнулся об асфальт, как сырой сахарный бублик, как падающая звезда, которая, рухнув на землю, не сказала даже «ой».

Алисия, видящая мышей

«Закрой глаза, и они исчезнут, – говорит ей отец. – Ты просто придумываешь. В любом случае у женщины есть только одно занятие – спать, чтобы очнуться засветло, с самой последней угасающей звездой, как раз в то время, когда можно заметить и разогнать паразитов, шуршащих за четырехногим умывальником и под распухшими половицами, которые так никто и не починил».

Алисия, у которой умерла мать, очень сожалеет о том, что в доме нет женщины старше, которая могла бы просыпаться рано утром и готовить обед. Алисия унаследовала материнскую скалку и ее сонливость. Она молода и умна и только что поступила в университет. Приходится ездить туда на двух поездах и автобусе, и она делает это, потому что не хочет провести всю жизнь на заводе или кухне. Она хорошая, мы дружим, она учится всю ночь и видит мышей. Тех самых, которые, со слов ее отца, не существуют. Она не боится ничего, кроме этих комочков шерсти с лапками. И отцов.

Дариус и облака

Неба никогда не бывает слишком много. Ты можешь уснуть и проснуться, опьяненный им, и оно может приободрить тебя, когда ты грустишь. Здесь, на Манго-стрит, слишком много грусти и слишком мало неба. Бабочек мало, как и цветов и всех других красивых вещей. И все же мы довольствуемся тем, что имеем, и стараемся этим насладиться.

Дариус, который не любит школу, иногда ведет себя как дурак и по большей части таков и есть на самом деле, сказал сегодня нечто умное, хотя обычно он почти не разговаривает. Дариус, который бегает за девочками, размахивая петардами или палочками, которыми тыкал в крыс, и считает себя крутым, указал на небо и сказал, что мир полон облаков, похожих на подушки.

– Видите вон то жирное облако? – произнес он. – Вот это? Там? Вот то, рядом с ним, похоже на попкорн. И вон то. Посмотрите! Это Бог, – добавил Дариус.

– Бог?.. – спросил кто-то из младших.

– Бог, – вот так просто ответил он.

И еще немного облаков

Говорят, у эскимосов существует тридцать различных названий для снега. Я знаю. Я читала об этом в книге.

– У меня есть кузина, – гов