Это был красивый мужчина лет тридцати, смуглый, с густыми, рыжевато-каштановыми волосами и самыми яркими голубыми глазами, какие я когда-либо видела. Краска запачкала штанину его брюк, словно он небрежно вытер о нее пальцы или кисть. На нем были индейские мокасины, тоже измазанные зеленой и желтой краской. Из-под выцветшей хлопчатобумажной рубашки выглядывали сильная шея, широкие плечи и крепкое, спортивное тело.

Художник улыбнулся мне одним уголком довольно полных губ:

— Кто-то должен был отговорить вас подниматься на холм, юная леди! Особенно такой крутой, как Бикон-Крэг. Даже в вашем восхитительном возрасте люди теряют сознание, когда перенапрягают легкие и сердце. Вы сейчас дышите тяжело, неровно, как матрона викторианской эпохи. Вы же не к Олимпийским играм готовитесь, правда?

Я задыхалась:

— Разумеется... нет!

Он покачал головой:

— Вы не из деревни. Значит, вы новая помощница в Уэруолде, Дениз Стантон! Анжело рассказывал мне о вас. А теперь почему бы вам не сесть в джип и не отдохнуть? Полюбуйтесь видом. Я закончу набросок и отвезу вас домой. Вы доберетесь туда гораздо быстрее, чем бегом, и с гораздо меньшими потерями!

Он опять взял палитру, выбрал кисть, но его спокойная решительность настолько возмутила меня, что я выпалила:

— А вы, конечно, не стали бы взбегать на холм, если бы были одинокой девушкой и кто-то пытался вас убить!

Художник повернулся, пристально посмотрел на меня, и кисть застыла в его руке.

— Вы шутите?

Он с все большим интересом рассматривал меня, словно впервые заметил грязь на моей измявшейся одежде и мое состояние. Затем нахмурился:

— Убийство неприятное слово, мисс Стантон!

— Но гораздо более неприятное, когда кто-то пытается проткнуть вас стропилом! — пробормотала я. Вместе с облегчением от бега, стоившего мне невероятных усилий, я вдруг разгневалась на него. Мои колени ослабели, по лбу тек холодный пот. И тут неожиданно для себя я начала испуганно излагать ему все, что со мной случилось.

Он быстро встал и подошел ко мне:

— Вы лучше сядьте! Нет, не на табурет, в джип...

— Нет! Мне и здесь...

— Я вам помогу!..

Почему-то его голос прозвучал очень, очень отдаленно, а сам он начал расплываться. Потом я поняла, что он песет меня, и в панике попыталась вырваться, но почувствовала, как меня нежно кладут.

— Бедное дитя! — пробормотал приятный голос. — Вы должны мне поверить! — Что-то хлопнуло за моей спиной. — Выпейте это, мисс Стантон!

Холодная, но жгучая жидкость потекла по моему подбородку и попала под свитер. Он крепко прижимал к моим сжатым зубам холодную стеклянную бутылку. Я задохнулась, глотнула, и от резкого вкуса неразбавленного спиртного у меня перехватило дыхание. Но, начав приходить в себя, оттолкнула его руки, попыталась встать. Что бы это ни было, вкус показался мне мерзким и слишком крепким. Это ни бренди, ни виски. Я чувствовала запах напитка, и он мне совсем не нравился.

— Что это? — запротестовала я. — Нет! — И оттолкнула его руку.

Он с облегчением хихикнул:

— Вот так-то лучше! Вы снова сердитесь. У женщины это признак здоровья. По счастью, у меня всегда с собой надежное лекарство. Ну как, чувствуете себя получше?

— Чувствую себя... в шоке! — пробормотала я, пристально глядя на него. — Что это за пойло, которым вы пытались меня задушить?

— Ваши друзья вам расскажут, когда я привезу вас домой. — Теперь я более четко видела его лицо и даже разглядела в его почти фиолетовых глазах не только насмешку надо мной, но и тревогу. — Этот вкус очень долго остается во рту, и аромат можно различить безошибочно, — легкомысленно произнес он.