В заключение Билл в общих чертах изложил гипотезу защиты. Люси Уилсон, объяснял он, была умышленно подставлена в качестве убийцы собственного мужа. Представители высшего класса, гремел Билл, выбрали жертву из класса неимущих и беззащитных — женщину, которая ничего не имела от Гимбола, кроме любви. Да, кто-то решил принести ее в жертву. В поддержку этой гипотезы он сослался на показания федерального эксперта по металлам, который обоснованно показал, что фигурка на радиаторе «форда» не могла поломаться сама собой. Кто-то, в таком случае, сломал ее. Но если кто-то применил силу, чтобы сломать ее, он сделал это с единственной целью — навести следствие на владельца машины, которой принадлежала эта фигурка, то есть на Люси Уилсон.

Исходя из этого, развивал свою мысль Билл, основываясь на результате горячих споров с Эллери предыдущей ночью, уже и малому ребенку ничего не стоит восстановить весь дьявольский замысел подвести под подозрение несчастную женщину: убийца крадет машину Люси, останавливается на автозаправочной станции исключительно для того, чтобы привлечь к себе внимание, и чтобы машина и водитель в вуали зафиксировались в сознании хозяина бензоколонки.

— Это подтверждается тем фактом, — патетически провозгласил он, — что на самом деле бензин ей не был нужен, она могла проехать еще все шестьдесят, а то и восемьдесят миль на том бензине, что находился в баке!

Она вошла в хижину, продолжал он, увидела нож для разрезания бумаг с дарственной карточкой, убила Гимбола этим ножом и поехала в Филадельфию, где устроила автокатастрофу в таком месте, где разбитую машину легко могла бы обнаружить полиция, что и произошло на самом деле.

— Если бы обвиняемая, моя сестра, — витийствовал Билл, — была преступницей, зачем ей надо было надевать вуаль? Она знала бы, что хижина находится в совершенно уединенном месте и никакой опасности, что ее кто-нибудь увидит, кроме жертвы, нет, а жертва будет молчать. А вот истинный убийца имел все основания скрыться за вуалью, если хотел подставить Люси! Если бы лицо убийцы было открыто, весь план навести тень на плетень и подставить мою сестру провалился бы. И далее, если Люси была той самой женщиной, то зачем ей было оставлять вуаль в машине? Чтобы ее легко обнаружили? У истинной же преступницы были на то все основания, если она замыслила представить убийцей Люси.

Наконец, если Люси преступница, то все, что она делала, до невероятности глупо. Стала бы она наводить столь явно полицию на свою машину? Оставила бы отпечатки протекторов своей машины на мокрой дорожке? Позволила бы с такой легкостью обнаружить саму машину? Оставила бы в ней вуаль? Не позаботилась бы о твердом алиби? Воспользовалась бы ножом как орудием убийства, не побеспокоившись о том, чтобы надеть перчатки? Глупо, глупо и еще раз глупо! Настолько глупо, что сама эта глупость вопиет, — почти кричал Билл, — о ее невиновности! А вот женщина, замыслившая перекинуть преступление с больной головы на здоровую, имела все основания действовать по такому плану и оставить как можно больше следов, сразу бросающихся в глаза!

Это было впечатляющее выступление, и конечно же оно явно сильно подействовало на жюри. Закончил Билл на спокойной ноте разумного сомнения.

— Если хоть один присяжный, — сказал он, — может теперь положа руку на сердце со всей ответственностью заявить, что нет разумных оснований для сомнения в виновности обвиняемой... — Он выразительно воздел руки и сел.

Но последнее слово было за Поллинджером. Прокурор камня на камне не оставил от «самоочевидной» гипотезы Билла Энджела, назвав ее «обычным слюнтяйством всякой слабой защиты». Что же касается глупости обвиняемой, заметил Поллинджер, красноречиво бросив взгляд на Эллери, то любой практикующий криминалист знает, что все преступники глупы; только в книжках преступники семи пядей во лбу.