У Билла дрогнули губы. Листок в его руке заметно задрожал.

— Сколько времени вы были в хижине — во время второго посещения?

— Не знаю. Не знаю. Несколько минут. — Видно было, что девушка не на шутку напугана; плечи ее невольно поднялись, словно она пыталась защититься.

— Несколько минут. Когда вы приехали первый раз, в восемь часов, на подъездной дорожке стояла машина?

Создалось впечатление, что Андреа пытается что-нибудь придумать и отчаянно ищет нужные слова.

— На главной дорожке машин не было. Стоял только старый седан — этот «паккард» — на боковой дорожке. У крыльца задней двери.

— Машина Уилсона, понятно. А когда вы туда вернулись около девяти, неужели пробыли там всего несколько минут? Я же видел, как вы выбежали оттуда — помните? — в восемь минут десятого.

— Я... так думаю.

— Когда вы вернулись в девять, «паккард» все еще, разумеется, стоял там же; но была ли еще другая машина на другой дорожке?

Андреа поспешно ответила:

— Нет. Нет. Никакой машины.

— И вы говорите, — неумолимо продолжал задавать вопросы Билл, — что внутри хижины никого не видели ни в первый раз, ни во второй?

— Никого. Ни души. — Девушку с трудом можно было расслышать. В то же время она подняла глаза, и в них была такая боль и мольба, что Билл немного изменился в лице.

— Вы не видели автомобильных следов на главной дорожке во второй раз?

— Я не помню.

— Вы в своих показаниях утверждали, что, приехав раньше времени, выехали на Ламбертон-роуд в сторону Кэмдена и ездили около часа. Вы не припомните, не встречался ли вам двухместный «форд», который вела женщина в вуали, в первый раз или на обратном пути во второй?

— Не помню.

— А в котором часу вы были в Нью-Йорке в тот вечер?

— Где-то около полдвенадцатого. Я... поехала домой, переоделась в вечернее платье, снова поехала в Вальдорф и там присоединилась к компании мамы.

— Кто-нибудь обратил внимание на столь долгое ваше отсутствие?

— Я... Нет. Нет.

— Ваш жених был там, без вас ваша мать была там, мистер Финч, остальные друзья и знакомые, и никто не заметил вашего отсутствия, мисс Гимбол? И вы думаете, мы этому поверим?

— Я была слишком расстроена. Я не помню, чтобы кто-нибудь сказал мне что-нибудь по этому поводу.

Билл скривил губы и повернулся в сторону жюри.

— Кстати, мисс Гимбол, что вы сделали с той запиской, которую оставила вам преступница?

Поллинджер, словно черт из табакерки, вскочил, но потом, вероятно подумав, сел, так ничего и не сказав.

— С запиской? — повторила, спотыкаясь, Андреа. — С какой запиской?

— С запиской, написанной жженой пробкой. Вы слышали показания мистера Квина? Что вы сделали с запиской?

— Я не знаю, о чем вы говорите. — Голос Андреа поднялся чуть не до крика. — Я говорю вам, что не было никакой... Я хочу сказать, что не знаю ни о какой записке!

— На месте преступления было три человека, мисс Гимбол, — безжалостно наступал Билл. — Жертва, убийца и вы. У вас в руках недостающие улики. Убийца после преступления написала записку, ясно, что не своей жертве. Также ясно, что не самой себе! Где эта записка?

— Ни о какой записке я ничего не знаю! — почти в истерике закричала Андреа.

— Мне кажется, — встав, заявил Поллинджер, — что все это зашло слишком далеко, ваша честь. Свидетель — не обвиняемый. Она дала исчерпывающий ответ на вызывающий сомнения вопрос.

Билл горячо возразил, оспаривая мнение прокурора, но судья Менандер покачал головой:

— Вам ответили, мистер Энджел.