— Привет, Мишель. Чаю мне!

— Э, э! — поднял он голову. — Поосторожней, я гвоздики полчаса сортировал, а ты перемешала…

— Гвоздики! — фыркнула Юля. — Тут вся жизнь перемешалась…

— Прости, Юла, я забыл…

— Ай, брось, — прервала она и подперла щеку ладонью. — Что это будет?

— Сапоги Зинуле подбиваю, чтобы не скользили. Ей же падать нельзя.

Здесь Юля чувствовала себя в своей тарелке, а Михаила считала больше братом, нежели другом, но одинокость не прошла и тут. Когда эта субстанция обнаруживается внутри, о ней невозможно забыть, она, как хромая нога или горб, всегда при тебе. И так теперь будет всегда. Юля перевела взгляд на Зинулю, бегающую между плитой и столом, — круглолицую, конопатую девчонку с задорно вздернутым носиком и темно-рыжими кудряшками, отливающими золотом, когда на них попадал свет. Сейчас в ней самое примечательное — живот, он огромен.

— Малышка, не скачи, — строго сказала Юля, беря чашку с чаем. — Еще родишь раньше срока. Миш, ну ты и откормил ее, живот до потолка вырастили.

— Зинуля, — ласково обратился к жене он, — иди киношку посмотри, а?

— У вас секреты? — улыбнулась Зина, абсолютно не обидевшись. — Ладно. Достань коробку конфет и печенье, накорми Юлю. Ага?

И убежала, будто не беременная вовсе. Михаил старше Зиночки аж на шестнадцать лет! Что сказали бы благонравные святоши, услышав о такой разнице в возрасте? Мезальянс, выгода и… Нет, какая бы мысль ни посетила умудренные опытом головы, они будут не правы, потому что эта пара создана по древнему принципу — любовью. Потому в их скромной однокомнатной квартире море живого пространства (да, оно бывает мертвым, как в доме Юли), океан сияющего света и тысячи мерцающих звезд в глазах, выдающих простое человеческое счастье. Михаил поставил коробку с конфетами на стол, но Юля отказалась:

— Да не хочу я… Была сегодня у следователя.

— Я так и понял: надо поговорить без малышки.

— Не в том дело. Кстати! Почему позволяешь ей носиться как угорелой? Последний месяц нужно поберечься.

— Я не разрешаю, но она забывается. Так что там следак?

— Меня подозревает. Кажется.

— Дурак?

— Ме-а. Он какой-то… — Юля задумалась, запрокинув голову и уставившись в потолок, однако следователь не вмещался в короткую фразу. — Он… он Константин Ильич! Смотришь в его круглые зрачки, плавающие в бледно-голубой сфере, и понимаешь, что значит инквизитор. Я знаешь, зачем приехала? Была у Бобика, он сказал, что до вступления в права наследования я не имею прав на бизнес Ваньки. Это так?

— Мне кажется, чушь собачья, Юла. Неужели после смерти человека все должно рухнуть? Нет, не может такого быть.

— Я так и подумала. Потом Бобик сказал, что я могу назначить руководителя… директора… а?

— Не знаю. Проконсультируйся с юристами.

— А ты мог бы взять бизнес Ивана в свои руки? Ты же знаешь, как все работает.

— Юла, твой Ванька выгнал меня семь месяцев назад, народ неправильно поймет мое возвращение, да еще в качестве президента.

— Плевать на народ!

Она слишком резко бросила фразу, следом встала, но на кухне не развернешься! А нутро распирало от новых ощущений — эта адская смесь не позволяла спокойно сидеть, Юлю тянуло разгромить хоть что-нибудь, однако метаться негде, громить будет дома свою собственность, а не чужую.