– И потом, мне нужны летние вещи, ведь я брала с собой только зимний гардероб.

Он понятия не имел, насколько жарко летом в Финляндии. Но, представляя себе, какое пекло бывает во Флоренции, подозревал, что по возвращении Майе все равно придется совершить рейд по магазинам. Впрочем, ради мира и покоя он ничего не сказал. Джербер потерял счет дням, проведенным вместе, но твердо знал, что за все это время они ни разу не поссорились. Он обнаружил, что разговоры о некоторых вещах раздражают Майю, и старался о них не упоминать. Они никогда не говорили о парапсихологии, поскольку их взгляды на сей предмет были диаметрально противоположными. Соответственно, истории Эвы они также не касались.

Через пару недель они перестали упоминать о девочке еще и по другой причине: Джербер мог уступить своей внутренней потребности и рассказать Майе то, что он от нее скрыл. Это означало бы конец их связи: Майя наверняка не поняла бы причин, побудивших психолога утаить от нее добытые сведения ради того, чтобы ее защитить.

Но, пролистывая первые страницы ее диплома, Джербер обнаружил посвящение Эве. Он мог бы сказать по крайней мере, что ее настоящее имя – Клара, но и на этот раз воздержался.

– Что тебе привезти из Хельсинки? – спросила Майя, на мгновение показываясь в дверях кухни.

Джербер в задумчивости стоял перед раковиной с вымытой тарелкой в руках. Он понятия не имел что и не знал, как об этом сказать.

Майя прищелкнула пальцами.

– Гриллимаккара, вот что, – заявила она и исчезла в соседней комнате.

Чем бы оно ни было, Джербер сразу понял, что произнести это название не сможет никогда.

Чуть позже девушка вернулась с бокалами, из которых они пили вино, и вручила Джерберу, чтобы тот их тоже помыл.

– Надо нам куда-нибудь съездить вместе, – внезапно предложил он.

– Да, отличная мысль. – Но, видя, что Джербер не реагирует, уставившись на струю воды, вытекающую из крана, подошла ближе и провела рукой по его волосам. – Не делай все еще хуже, мне и так тяжело, – сказала она чуть ли не с мольбой.

Не глядя на нее, Джербер вытер мокрые руки какой-то тряпицей.

– Жди тут, – велел он и удалился. Вскоре вернулся с фотоаппаратом. – Это мой старый «Рефлекс», хочу, чтобы ты его взяла с собой.

Майя осмотрела подарок со всех сторон.

– Какое чудо, – восхитилась она, вертя фотоаппарат в руках. – Правда, настоящее чудо.

– Я тут подумал: ты можешь запечатлеть твои любимые виды Хельсинки или места, где ты выросла. А когда вернешься, я увижу фотографии, и получится так, будто я тоже там был с тобой.

Они долго молчали.

Девушка кусала губы. Могло показаться, что она вот-вот разразится слезами, но Майя едва сдерживала смех.

– Как-то чересчур слащаво, ты не находишь? – наконец проговорила она с насмешкой.

– Не-е-ет, – возразил Джербер в том же тоне. – Вовсе не слащаво.

Майя схватила его за рубашку и притянула к себе.

– Что мы всегда говорим о слащавом?

– Что нас от него тошнит.

– Что нас от него тошнит, – повторила Майя. Потом запечатлела на его губах поцелуй. – Но «Рефлекс» мне нравится; пожалуй, я его все-таки засуну в чемодан, – заключила девушка и унесла фотоаппарат в спальню.

Джербер улыбнулся, поняв, что растрогал ее. Но его глаза были грустными, как никогда.

Навязчивый звук, разбудивший его, происходил из глубин квартиры. Где-то вдали надрывался смартфон. Джербер открыл глаза, пытаясь припомнить, где его оставил. Он повернулся к Майе, которая продолжала спокойно спать на своей стороне постели.