– Да, так я и сказал, – подтвердил Ишио.

– Аримо, – повторил Джербер в третий раз.

Ишио понял, что это не шутка. Такого не было никогда.

– Я скажу тебе почему… В тебе начала вызревать ярость, необычная и непредсказуемая, и возникла опасность, что она станет неуправляемой.

– Я самый кроткий человек на свете, – рассмеялся Ишио.

– Это верно, – согласился Джербер. – Но в детстве у тебя отмечалась склонность к насилию. Наверное, она проявлялась в капризах, приступах гнева, деструктивном поведении, отсутствии эмпатии.

– Тебе-то откуда знать? – Кузен, похоже, обиделся.

– Я видел, как это происходит с моими пациентами.

– Тогда почему я этого не помню? – Он уже не на шутку разозлился.

– Потому что мой отец решил, что тебе лучше обо всем забыть.

Упомянув о синьоре Б., Пьетро волшебным образом успокоился.

– О чем забыть? – Теперь уже Ишио испугался.

Джербер пристально взглянул на него и произнес в четвертый раз:

– Аримо.

В дороге он долго думал, какое ключевое слово может разблокировать воспоминания Ишио. Единственным, пришедшим ему на ум, было это самое, согласно правилам кладущее конец игре. Он не был уверен, что слово сработает.

– Мой отец в тот день больше всех настаивал на том, чтобы немедленно оповестить силы правопорядка. Я спрашивал себя почему.

Оскорбленный Ишио возвел глаза к небу:

– Опять эта история с Дзено?

Джербер проигнорировал этот комментарий.

– И я понял: врачебная тайна помешала ему открыть то, что было ему известно.

– О чем ты говоришь?

Джербер не имел доказательств, чтобы подкрепить свое утверждение, но оно было единственно вероятным.

– Когда Дзено исчез, отец сразу испугался, что с ним могло что-то случиться. И подумал, что за этим мог стоять только ты…

– Я ничего не знаю, – пробормотал кузен.

Джербер не сомневался, что так и есть.

– Синьор Б. видел два выхода: либо ты признаешься сам, либо полиция раскроет дело. Но ни того ни другого не произошло.

– Что ты несешь? С ума сошел? – Ишио был растерян, но в то же время разгневан. – Я ничего такого не делал, – защищался он, но уже не так уверенно.

– Я тебя видел.

Фраза прозвучала как приговор, и кузен умолк.

– Синьор Б. заставил меня вспомнить, а потом стер мою память, – продолжал Джербер.

– Зачем твоему отцу это понадобилось?

– Затем, что синьор Б. нашел третий выход: ты не признался, следствие зашло в тупик, и он решил подвергнуть тебя той же процедуре, чтобы ты мог жить дальше. Ублюдок сделал это не ради тебя, а ради себя самого. Его выбор основывался на простом расчете: для Дзено уже ничего нельзя было сделать, для тебя – да. И поскольку ты тоже был всего лишь ребенком, он подменил собой правосудие… и приговорил нас обоих.

Кузен с трудом сглотнул; он был совсем сбит с толку. Может быть, из глубин памяти начинало что-то всплывать.

– Аримо…

На этот раз тайное слово пригвоздило его к месту.

Взгляд Ишио начал блуждать, будто следя за невидимой, неуловимой мошкой. Черной мошкой посреди проливного дождя. Мошкой-воспоминанием.

– Он хохотал и хохотал, – начал он еле слышно. – Я говорил: потише, иначе восковые нас найдут, а он не слушался…

Джербер понял, что речь идет о Дзено. И не прерывал рассказа.

– Потом – не знаю, как это вышло… Может, чтобы заставить его утихнуть, я заткнул ему ладонью рот.