– Нет, она смеялась вместе с нами.

– А что было потом?

– Джулио продолжал рисовать: тигр – Лука, горилла – Мануэль, зебра – Вирджиния… – Томмазо вроде бы вполне спокойно перечислял одноклассников.

Детский психолог продолжал делать записи: чернильные закорючки мгновенно возникали на шершавом листке, элегантные, как выпады рапирой.

– А когда настала твоя очередь?

Мальчик на мгновение замешкался.

– Джулио нарисовал птичку и сказал, что это я.

– Почему птичку?

– Не знаю, – признался малыш с недовольной гримасой.

Джербер прервал писанину и рукой, в которой держал авторучку, вздернул очки на лоб.

– Совсем не плохо, когда тебя сравнивают с птичкой, – убежденно проговорил он. – Птички летают, – наверное, здорово увидеть мир с высоты, разве нет?

– Птички гадят на людей и на все подряд, – рассердился мальчик. – И вообще, я хотел, чтобы Джулио нарисовал льва, – заключил он, явно раздосадованный.

Для семилетнего такое поведение было вполне естественным, и Джербер не придавал бы такого значения реакциям ребенка, если бы не подозревал, что за ними таится нечто другое. Ибо последние слова Томмазо произнес совсем иным тоном: детское простодушие явно уступало место злобе и зависти.

Дети так не говорят.

Уже несколько сеансов назад психолог начал замечать признаки того, что в глубинах психики юного пациента вызревает какая-то сила.

Гнев, неестественный для ребенка его возраста.

Такой случай встречался ему не впервые. В прошлом он уже видел нечто подобное. И это ему совсем не нравилось.

Кабинет в мансарде старинного дворца в двух шагах от площади Синьории был как теплое, безопасное материнское лоно для детишек, что сменяли друг друга на кресле-качалке, где сейчас полулежал Томмазо. Зажженный камин, деревянные балки потолка, масса книг, красный ковер, усыпанный игрушками, листками бумаги и цветными карандашами: место, отлично подходящее для того, чтобы рассказать красивую сказку. Вот только в этой комнате звучали рассказы самих детей, и их истории зачастую были полны потаенных чудовищ и не всегда заканчивались хорошо.

Кроме Пьетро Джербера, там присутствовали и другие немые свидетели. За мягкими игрушками, куклами и action figures скрывались зрачки видеокамер, записывавших сеансы.

Погрузив маленьких пациентов в их внутренний мир при помощи метронома или других расслабляющих техник, гипнотизер направляет их собственным голосом, тщательно выбирая слова, чтобы дети все время чувствовали себя под защитой, в безопасности.

– Ты бы хотел быть львом, – озвучил Джербер желание Томмазо.

– Да, хотел бы.

– И что ты почувствовал, когда тебя назвали птичкой?

– Разозлился, – выпалил пациент, нимало не задумываясь. Лицо его перекосилось от ярости, кулаки сжались.

– Разозлился на Джулио, на своего одноклассника? – продолжал допытываться Джербер.

– Да.

– Ты хотел бы, чтобы его наказали, чтобы учительница накричала на него?

– Джулио должен умереть, – без колебаний заявил ребенок.

Гипнотизер помедлил несколько секунд, прежде чем снова вступить в беседу.

– Тебе не кажется, что это чересчур? В конце концов, твой приятель не сделал ничего плохого.

На этот раз мальчик ничего не ответил.

Месяц назад его родители обратились к Пьетро Джерберу, потому что сын до сих пор мочился в постель. Обычно такая проблема устранялась за несколько сеансов. Но уже после первой встречи психолог понял, что дело не только в этом.