— Что? — Алена внутренне напряглась, предчувствуя ответный удар.

— Мы с тобой не то что два года, мы с тобой и двух недель не протянем один на один. Поубиваем друг друга. Господи, и откуда ты взялась на мою голову?!

Алена молчала. Не то чтобы были сожаление или обида — нет. Этих чувств она себе в жизни давно не позволяла. Но досада оказалась страшной, невообразимой. Смутно, сквозь туман, она вспомнила, что решила вчера по пьяной лавочке в жизни больше не подпускать к себе Вадима, если только он не найдет выхода из ситуации и не женится на ней. Не назовет ее единственной женщиной в своей жизни. Видимо, всю ночь она со свойственным ей темпераментом занималась тем, что оберегала от Вадима свою честь. Алена покраснела, представив, что именно она могла ему ради такого дела наговорить.

Черт возьми! Ну как же, как она могла так беспомощно, до слез, до боли в груди, влюбиться? Почему позволила чувствам втянуть себя в этот бушующий водоворот, из которого не выбраться, не выплыть? Знала ведь, что хрупкое равновесие в ее жизни, какая-никакая гармония только потому и существуют, что нет никаких чувств. Капли было достаточно, чтобы развалилась эта шаткая конструкция — ее семья. А тут подставили под удар целого моря, жадного, бушующего, клокочущего моря непрошеной любви. Алена тихо всхлипнула. Теперь этот бурный поток, играючи, разрушил всю ее жизнь. Семью, работу, душевный покой. Без высшей цели, без смысла — только для того, чтобы насытить свою бестолковую страсть к разрушению. А Вадим даже не понял того, что сам же натворил! Его волновало мифическое неумение Алены получать удовольствие от жизни. Предаваться телесному пиру во время духовной чумы. И он — тот, кто разнес жизнь ее в щепки, — еще и испытывал унижение за справедливый отказ!

— Я поняла, — Алена говорила почти по слогам.

— Поняла — что?! — Вадим резко схватил ее за руку. — Что я не могу, несмотря на это, отказаться от тебя? Не в состоянии спокойно жить, зная, что ты живешь где-то рядом. Даже если это самое «рядом» — просто один и тот же мир.

— Не выдумывай, — Алена горько усмехнулась. — И отпусти меня. Больно.

На работу они поехали сразу из аэропорта. Алена все время хотела сказать Вадиму что-то очень важное, но так и не смогла понять, что именно. Они вместе вышли из лифта на своем этаже и разошлись в разные стороны по длинному узкому коридору.

В пятницу Вадим улетал в командировку на целых две недели. Они трогательно попрощались, наговорили друг другу море приятных и нежных слов. Вадим уехал, а Алена сидела за своим рабочим столом, то и дело нервно поглядывая на часы. Ровно в 15:00 — время вылета его самолета — она взяла чистый лист бумаги, ручку и написала заявление об уходе. Вышло не с первого раза — слишком отвыкли пальцы выводить рукописный текст, — буквы получались кривыми и непонятными. Пришлось переписать.

К шефу на этот раз она попала на удивление быстро, даже не успела толком продумать, что же говорить. Сидела и мямлила что-то малопонятное. Генеральный внимательно посмотрел ей в глаза, молча взял заявление из рук и подписал. Либо слухи о них с Вадимом до него уже дошли, либо какой-нибудь «благодетель» доложил о бардаке с концертной программой пресловутого «Дня риелтора Санкт-Петербурга». Что ж, оно и к лучшему. Меньше глупых вопросов и меньше никчемных слов. Предстояло отработать, как положено, две недели, чтобы передать дела, и — все. Прощай набивший за десять лет оскомину рынок недвижимости! Ну их к чертовой бабушке, этих риелторов, которых интересуют только собственные непомерные амбиции да рост цены за квадратный метр.

Алена вернулась на свое рабочее место и стала собираться. Письменный стол за четыре года доверху наполнился кучей ненужных вещей, оброс какими-то безделушками, бумагами, книгами.