…первой привезли Мацухито.

Она плакала.

Она и без того была некрасива — чересчур высокая, плечистая и лишенная толики изящества, а слезы и вовсе сделали ее уродливой. Они проложили дорожки в рисовой пудре, размыли краску на губах, сделавши их огромными.

Неровно нарисованные брови.

Зачерненные зубы.

Семья Мацухито чтила традиции.

— Ее муж умер, — сказал невысокий воин в черном облачении. На спине его кимоно виднелся герб Наместника. А на рукавах — две звериных морды. И Иоко поклонилась, приветствуя гостя столь важного. — она не сумела родить ребенка, поэтому ее вернули.

Мацухито неловко сползла с возка, и плечи ее вздрагивали от рыданий.

— Она много ест. Много говорит. Много плачет. А работает мало. Мои жены ею недовольны.

Мацухито всхлипнула.

— Ей поручили смотреть за детьми. Она уснула. Мой сын едва не утонул. Я поколотил ее, но она вновь уснула… и в колыбель моей дочери заползла змея. Она неряшлива. Бестолкова. И у меня не получится найти ей другого мужа.

Он выгнал бы сестру, если бы не боялся гнева предков.

Нет, он не сказал ничего такого, но Иоко научилась читать молчание.

— Здесь пятнадцать золотых лепестков, — сказал он, протянув узкую шкатулку. — Этого хватит? У нее есть два кимоно и три красивых пояса…

…Мацухито оказалась молчаливой и слезливой. Плакала она и днями, и ночами, изрядно раздражая Иоко этой своей привычкой.

Может, поэтому разговора не вышло?

Кэед привез отец. Он вел серого ослика, на спине которого боком, как и положено невесте хорошего рода, восседала Кэед. Рядом ступал слуга с бумажным зонтом, чье желтое лицо было сморщено, как печеное яблоко. Казалось, он вот-вот разрыдается.

А Кэед была спокойна.

Она смотрела прямо перед собой и улыбалась.

Мила.

Кротка.

Воспитана, как и подобает хорошей невесте. Длинные рукава ее фурисодэ почти достигали крошечных ножек…

…ее бабушка, помнившая свои корни, некогда замотала их бинтами. И теперь стопы Кэед были столь малы, что ходила она с трудом, а каждый шаг причинял муку. Но она улыбалась.

Всегда улыбалась.

Когда слуга обмахивал веером лицо ее.

Или когда отец, раскрыв шкатулку, торговался, то и дело размахивая руками, отчего делался похожим на старого облезлого петуха. И глядя на безмятежную эту улыбку, Иоко не уступала. Она кланялась. Соглашалась с доводами любезного Нануки, уважаемого купца, который плакал, расставаясь с любимейшей дочерью, но не уступала ни медяшки… а заодно уж вытягивала еще одну простую историю.

Кэед появилась на свет в первом браке, который Нануки-купец заключил, будучи совсем еще юным и не слишком богатым, в отличие от своих свекров. Они дали хорошее приданое.

Очень хорошее.

И видят боги, эти деньги Нануки сохранил и приумножил. А его супруга, толстая и ленивая, обладавшая грубым голосом и на редкость дурным нравом, ни в чем не знала отказа. Смерть ее в родах — лишь милость богов, освободивших Нануки от тяжкого груза…

Нет, то были вторые роды…

Первыми она произвела на свет Кэед, крохотную девочку, которая тогда казалась воплощением всех возможных достоинств. К сожалению, сам Нануки не мог заниматься воспитанием дочери, дела его торговые требовали внимания, да и где это видано, чтобы мужчина тратил свое время…

…сорок пять лепестков, госпожа.

Кэед тиха и неприхотлива. Она не доставит проблем…

…ее растила мать жены, а уж у нее имелась мечта — сделать внучку наложницей Императора, и быть может, не только наложницей… у Нануки теперь много денег, но это все одно не значит, что он готов их бросать на ветер.