Но она ощущала страх, и этот страх был сильнее доводов здравого смысла. Именно страх не пускал ее в этот окутанный мраком дом. Лучше сматываться отсюда, и немедленно.

Или нет? Подъехав к другому концу подъездной дорожки, Эми заметила развилку: направо уходила аллея, которая тянулась вдоль дома и вела к гаражу с обратной его стороны. Помедлив, Эми присмотрелась и увидела, что дверь гаража поднята, а внутри стоит большой «кэдди» Ремсбаха.

Но что здесь делала другая машина, видавший виды красный «понтиак», который стоял бампером к гаражу? Это точно не была вторая машина Отто Ремсбаха — не могло быть у него такой развалюхи. А если она принадлежала другому гостю, то почему тот не оставил ее перед домом (если, конечно, он не стремился спрятать ее от посторонних глаз)?

Если последнее предположение было верно, то этот человек оказался весьма рассеян, поскольку он забыл выключить в машине радио. Изнутри явственно доносилась музыка, наверное, ее можно было услышать даже с улицы. Не исключено, конечно, что человек сел в машину незадолго до появления Эми, включил радио и как раз сейчас собрался отъезжать. Это было весьма вероятно; с первого взгляда Эми и не заметила, что фары «понтиака» включены и что это они освещают машину Ремсбаха, стоящую в гараже.

Эми ждала, готовая дать задний ход, как только «понтиак» тронется с места. Но машина не двигалась, хотя фары были включены, а музыка продолжала играть. Может быть, водитель все же отправился в дом, не погасив огни и не заглушив радио?

Эми вгляделась в расплывчатый силуэт, видневшийся за задним стеклом «понтиака». В машине кто-то был, кто-то сидел за рулем. И что-то было не так.

Эми выключила фары, вынула ключ зажигания и бросила его в сумочку. Выйдя из машины, она двинулась по аллее, огибая дом. Воздух был неподвижен; затишье перед бурей, которая вот-вот должна была разразиться.

Когда она приблизилась к левому борту «понтиака», музыка стала слышнее, а очертания того, кто сидел за рулем, отчетливее.

Вот только человек внутри не сидел за рулем, а лежал на нем. Либо водитель был пьян, либо потерял сознание от духоты.

Эми постучала ногтями в стекло — контрапунктом к музыке, доносившейся из приемника. Ответа не последовало, и она подала голос:

— Эй… что-то случилось? Откройте…

Ответа по-прежнему не было. Определенно что-то случилось. Эми потянула на себя ручку дверцы. Та распахнулась, и из салона вырвались громкие звуки музыки и выскользнула неясная тень.

Очевидно, человек за рулем сидел, прислонившись к дверце, и теперь он вывалился из машины и упал навзничь на аллею. Темнота скрадывала черты лица, и Эми пришлось пристально всмотреться, чтобы распознать их. Вчерашняя встреча была короткой, но имя она запомнила.

Дорис Хантли.

Дорис Хантли лежала с широко раскрытыми глазами, ее светлые волосы спутались. На ней было темное платье, цвет которого не позволял определить окружающий мрак, и колье.

Сверкнула молния, на мгновение осветив окрестности, но и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы понять: то, что Эми приняла за колье, на самом деле было глубокой кровавой раной, прорезавшей горло Дорис Хантли.

Испуганный возглас, вырвавшийся у Эми, был заглушен раскатом грома. И в этот миг кто-то коснулся ее плеча. Обернувшись, она увидела перед собой шерифа Энгстрома.

14

Его звали Эл.

Едва ли можно было сказать, что он ел на обед, но, очевидно, это все еще доставляло ему какое-то неудобство, поскольку, сидя за столом Энгстрома, он не переставая грыз зубочистку.

Само по себе это не раздражало Эми. Этот рыжий, веснушчатый, костлявый образчик человеческой расы, возможно, был помощником шерифа, но не форма его внушала ей робость.