Изменить размер шрифта - +
Да что там Шиллер и Мольер, своих не знают! Один прогиб и уважают… Холуйство процветает, деньгами порченны. Ну ничего, я тоже не теряюсь… Прикладываю будь здоров! Хотя с оглядкой – перегнешь палку, не дадут тугриков. Тут надо быть дипломатом, Глебыч. Уметь вертеться. Ты небось отвык в своих Европах вертеться, а мы тем и живы. Как сказал один англосакс: «Все мы погрязли в болоте, но некоторые из нас смотрят на звезды!» Так и мы: в дерьме, но смотрим на звезды.

– Я думал, сейчас полегче, – заметил Глеб.

– Да у нас ничего никогда не меняется, Глебыч! Заповедник гоблинов. – Вербицкий замолчал, присмотрелся к Глебу и спросил неожиданно трезвым голосом: – Что случилось, Глебыч? Только без чеса.

– Как на духу, – усмехнулся Глеб. – Я и мой дружок, Саша Кравченко, надумали открыть там свой театр, нам обещали грант и кредит. Адвокат дельный попался, женат на нашей. Короче, грант мы проели, влезли в долги, адвокат оказался сукиным сыном. Саша умер… Сердце. Я остался у разбитого корыта, спасибо, не подсел, но потрепали здорово. И только одна мысль была: домой! Добежать, доползти, хоть как, понимаешь? Чтоб помереть на родине.

– Понимаю, Глебыч, чего же тут… Все мы идеалисты чертовы, все нам кажется, что можно вернуться к истокам и припасть. А помирать нам рано, понял? Ничего, хлебнешь родного раздолбайства и разгильдяйства по самые помидоры – мигом рванешь обратно к бошам.

– Нет. – В этом коротком слове прозвучала такая убежденность, что Виталий промолчал – только кивнул.

– Я хочу осенью запустить «Шесть уроков танцев» Альфиери, классная вещичка. Знаешь?

– Знаешь, видел в берлинском «Ренессансе». Думаешь, публика примет?

– Примет. Чуть подкорректируем, добавим местного колорита – пойдет на ура. Юмор, музычка – вальс, фокстрот, танго, ча-ча-ча… И главное – смысл! Терпимость, доброта – то, чего нам всем не хватает в наше гнусное время. Хочешь попробовать Майкла?

Глеб задумался.

– Танцевать умеешь? Ты же был в бурлеске!

– Сложная роль, – нерешительно сказал Глеб. – Я, если честно, выбился из формы… Не знаю даже, Виталя. Чувствую себя сбитым летчиком…

– Ты мне это брось, старик! Сбитым, недобитым, недолетевшим… Всем хреново, все в дерьме, Глебыч, и надо тащить себя оттуда за… э-э-э… волосы, понял? Сейчас у нас мертвый сезон, до сентября, зайдем ко мне, я дам текст. Почитаешь, примеришь, лады?

Глеб кивнул, все еще сомневаясь.

– И главное, Глебыч, не напрягайся, полегче! Это твой типаж, ты же типичный жиголо на вид… Пардон, конечно, с твоими синими брызгами. Роль невесомая: безработный актер, свой брат, попивающий, кроме того, гей, подрабатывает уроками танцев, и в гробу он их всех видал! Живет одним днем, не заморачивается. И старая занудная перечница, вдова священника, вся из себя правильная, которой за каким-то расшибеном захотелось танцевать. И антагонизм, постепенно переходящий в симпатию… Ну да ты в курсе. Я пробовал Жабика, но Жабик и есть Жабик, да и внешность подгуляла, а тут нужен трагикомический красавчик. Как?

Глеб снова кивнул.

– Супер. У тебя как с жильем? Ты где?

Глеб пожал плечами.

– Гостиница? Есть нормальные, по карману – правда, за чертой оседлости.

– Знаешь, Виталя, я на нуле, если честно.

– Понял, не дурак… – Вербицкий задумался. – Зайдем к нам в бухгалтерию, посмотрим, сколько можно подкинуть. Напишешь заявление на работу и на помощь. Кошкины слезы, но на хлеб пока хватит. А жилье… – Он снова задумался, на его выразительном лице явственно читалась работа мысли.

Быстрый переход