Я забираю коробку и заглядываю внутрь. Там сломанная шахматная доска, раздавленные каштаны и порванные страницы книги, которую читал Уилл.
— Не так уж мне нравится читать, и конец истории может рассказать Элеонора. А шахматную доску мы новую сделаем, правда, Луис? В комнате для рисования картона завались.
— Вот именно, к тому же каштаны мне уже поднадоели.
Я все еще смотрю в коробку. В животе бурлит что-то горячее. Дыхание учащается.
— Только не делай глупостей, Тоби, — нервничает Уилл. — Оно того не стоит.
— Они же в музыкальной комнате, так?
Лицо горит. Я по-прежнему смотрю в коробку. Шахматная доска, книга и каштаны. Вещи, которые что-то значили для Луиса и Уилла. Наверняка они все прятали, надеясь, что Джейк со своими прихвостнями ничего не найдет. Кто дал им право ломать чужие вещи? Что такого сделали Луис и Уилл Джейку, чтобы дать ему повод уничтожить жалкие пожитки, которые хоть немного скрашивали их невыносимую жизнь? Кем, мать их, возомнили себя ублюдки из седьмой спальни?!
— Что ты задумал, Тоби? — спрашивает Луис.
Меня осеняет. Идея глупая, совсем детская, но блестящая.
— Идемте, — говорю я.
Мальчишки переглядываются, пожимают плечами и вскакивают на ноги.
— Значит, поквитаемся? — улыбается Луис.
Уилл ковыряет ногти.
— Может, не стоит…
— И что? Позволим им и дальше ломать твои вещи?
— У меня ничего больше нет, — печально вздыхает Уилл, и до меня в полной мере доходит, что именно натворила седьмая спальня. — Они все сломали.
— Тогда вперед.
В нашей спальне мы берем свои чашки и в ванной наполняем их до краев водой.
— Что будем делать? — шепчет Уилл.
Не знаю, почему он говорит шепотом. Вокруг ни души.
— Скоро узнаешь.
Мы осторожно несем чашки к седьмой спальне. Из музыкальной комнаты не доносится ни звука. Я иду впереди. Сердце бьется, как сумасшедшее. Но мне хорошо. Давно надо было это сделать.
— Осторожнее, дурень, — смеется у меня за спиной Луис. — Чуть на меня все не пролил.
— Извиняюсь, — шепчет в ответ Уилл. — В ноге колет. Отсидел, наверное.
— Быстрее, — говорю я и открываю дверь.
Четыре постели аккуратно заправлены. В спальне чисто, как и любит Хозяйка. Все мы здесь ведем двойную жизнь. С одной стороны, делаем все возможное, чтобы Хозяйка нас не замечала, а с другой, изо всех сил стараемся оставаться самими собой. После Генри даже Джейк перестал выделываться на глазах у местной власти.
Я отодвигаю одеяло и верхнюю простыню на кровати Джейка и выливаю воду прямо в центр матраса. Уилл громко ахает.
— Вот блин! — еле слышно выдыхает Луис.
— Лейте, — говорю я, — а потом заправьте кровати. И побыстрее!
Я уже разглаживаю верхнюю простыню и одеяло на кровати Джейка, аккуратно заправляю край и подворачиваю уголок, как все мы делаем каждое утро.
— Они ни о чем не узнают, пока не лягут спать. Ну и что им потом делать? Жаловаться?
Я знаю, что жаловаться никто не станет. Придуркам из седьмой спальни придется уживаться с влажными матрасами до следующего дня стирки. Если медсестры заподозрят, что идет война, нас начнут пичкать снотворным помощнее, а может, и чем-нибудь похуже. И все-таки сегодня ночью нам с Кларой придется быть начеку. Как знать, насколько сильное то снотворное, что нам дают сейчас? Может быть, седьмой спальне уснуть сегодня не светит.
— Держу пари, они нас возненавидят, — замечает Луис, но я слышу, как он смеется. |