– Счастье спряталось на кончике несчастья, – вдруг сказал Хуан.

Герда снисходительно улыбнулась, забрала у него трубку, затянулась.

Саша прилегла на траве рядом с Гердой и Хуаном. Она с любопытством разглядывала мальчиков и девочек в ярких одеждах. Правда, было ощущение, что эта веселая команда ограбила костюмерный склад провинциального театра: вещи казались ненастоящими, надетыми для спектакля под названием «Несуществующий праздник несуществующей жизни». Зато некоторые вещи, наоборот, сбивали с толку своей смутной узнаваемостью – были состряпаны из привычных глазу вещей: индийских синюшных брюк – симуляторов джинсов, из купленных в «Детском мире» цветастых сорочек. Какая-то девочка смастерила платье из фланелевых пеленок и оттого казалась беззащитной и нежной.

Саша никого не знала здесь, кроме Герды и Хуана, если, конечно, считать, что она знала Герду и Хуана… И Саше почему-то стало грустно.

– А где же Солнце? – тоскливо спросила она Герду.

Герда хитро улыбнулась и ткнула пальцем в раскаленный шар на небосводе:

– Да вон оно, солнце!

Саша насупилась.

– Не обижайся. – Герда передала трубку Хуану, блаженно прищурилась. – Солнце – он такой. Никогда не знаешь, где его встретишь. Никогда не знаешь, когда он уйдет.

«Дети цветов» принялись украшать себя венками, гирляндами из полевых цветов.

Герда нарвала пучок ромашек, растущих на поляне, и тоже стала плести венок.

– Говорят, у Солнца где-то на море дом есть, – не глядя на Сашу, сказала она. – «Дом восходящего солнца», врубаешься? Только никто не знает где. – Герда помолчала, любуясь сплетенными ромашками. – Я думаю: Солнце – посланец с другой планеты, и у него там, в доме, межгалактическая станция.

Хуан, лежащий рядом и попыхивающий папироской, констатировал:

– Это, сестра, у тебя… как сказать… глюки, – и глаза его снова блаженно затуманились.

– Да ну тебя! – беззлобно махнула рукой Герда.

Она водрузила венок на голову Саши.

– А ты у нас тоже как солнышко. Правда, Хуан? – Герда потрепала Хуана по волосам, возвращая к действительности

– Нет, – изрек Хуан, пристально глядя на Сашу, так пристально, что она даже поежилась, и выдал вердикт: – Она как… как принцесса.

И в знак признания Хуан передал Саше трубку.

– Нет-нет, я не курю! – испугалась Саша.

– Зря, – улыбнулся Хуан.

Трубку взяла Герда, затянулась, легла рядом с Хуаном на траву.

Саша прислушалась к разговорам вокруг.

Длинноволосый хиппи в пончо читал стихи, которые, впрочем, никто не слушал, болтая каждый о чем-то своем:

Забросив скушные дела,

Срывая голос в пьяном хрипе,

О революции и хиппи

Мы говорили до утра.

Пусть топором дамоклов меч

Висел в дыму джинсово-синем,

Где потонула чья-то речь

В поддержку нового Мессии,

Приятно было сознавать,

Что ты силен в борьбе с собою,

На разрисованных обоях

Свободу слова утверждать.

И, переполненный стакан

Плеснув в мещанскую лагуну,

Глядеть, как бродит таракан

По стенам, названным «коммуна».

Рядом рассуждали о смысле жизни Декабрист, длинные волосы которого были заплетены в множество косичек, и пухлогубый мальчик в очках. – Если не нашел цель в жизни, сделай жизнь самоцелью, – провозгласил Декабрист.

– Ништяк! – только и смог вымолвить мальчик.