Иван Дмитриевич в очередной раз подумал об этом, когда воскресная прогулка в лесу благополучно завершилась и они с Ванечкой на извозчике подкатили к родному подъезду. По дороге Ванечка заснул, его с трудом удалось поставить на ноги. Теперь он был сонный, теплый и послушный. Иван Дмитриевич велел ему бежать к маменьке, а сам вошел в соседний подъезд, поднялся на четвертый этаж и позвонил. Здесь проживал латинист женской гимназии Зеленский, знаток всех мертвых языков и всех написанных на этих языках священных книг. Однажды он уже помог соседу: перевел с древнееврейского переписку двух фальшивомонетчиков, которые наречие своих пращуров использовали как недоступную полиции тайнопись.

Открыла кухарка, сказавшая, что барина нет дома. Иван Дмитриевич попросил у нее листок бумаги и оставил Зеленскому записку такого содержания:

Многоуважаемый Сергей Богданович!

Покорнейше прошу как возможно скорее найти случай известить меня, имеется ли в книгах Священного Писания, в Ветхом или в Новом Завете, нижеследующая фраза: ЗНАК СЕМИ ЗВЕЗД ОТКРОЕТ ВРАТА, и если да, то указать книгу, из коей она взята, главу и номер стиха.

При сем остаюсь Ваш преданный слуга и сосед

Путилин Иван Дмитриевич.

ДОМ СВИДАНИЙ

— Спишь долго, Ваня, — сказал тот. — Начальство тебя ищет.

— Ничего, обождут, — отвечал Иван Дмитриевич, гадая, кто первым успел ему напакостить, сам Яков Семенович или его сноха.

— Слух пошел, богатое дельце для тебя припасли. Не возьмешь меня в напарники? По старой дружбе. А, Ваня?

Скажи это кто-нибудь другой, Иван Дмитриевич отнесся бы к произнесенным словам как к чему-то само собой разумеющемуся, но от Шитковского ничего хорошего ждать не приходилось. Издевается, не иначе.

— Шел бы ты! — сказал Иван Дмитриевич.

Тут подскочил другой агент, Гайпель, и с тем же известием: ищут, мол.

Это был заполошный молодой человек из бывших студентов, тощий и бестолковый. В полицию его пристроили родственники. Они помогли с маху перескочить нижние ступени служебной лестницы, так что, прослужив без году неделя, он по рангу стоял вровень с Иваном Дмитриевичем, которому никто никогда не помогал.

Правда, сам Гайпель признавал эту несправедливость. Он почитал Ивана Дмитриевича за старшего, не стеснялся принародно обратиться к нему за советом и всегда при нем подчеркивал, даже преувеличивал свою неопытность и плохое знание жизни. В его обязанности входило наблюдение за проститутками. Преступления, где замешаны были девицы, промышляющие горизонтальным ремеслом, поступали на дознание к Гайпелю, и действительно, в этой сфере помощь Ивана Дмитриевича не имела цены. Тут он неизменно руководствовался древним правилом: когда мужчина стреляет, женщина заряжает ему ружье. Это правило допускало различные толкования, от скабрезного до буквального.

— Идите, идите, — торопил Гайпель. — Уж за вами на квартиру посылали.

— А в чем дело, не слыхал? — спросил Иван Дмитриевич, отведя его подальше от Шитковского.

— Купца какого-то в гостинице отравили.

Иван Дмитриевич разом повеселел:

— И всего-то?

— Отравили купчину, — в тон ему весело подтвердил Гайпель.

— А ты чего радуешься?

— Меня тоже искали, — сказал Гайпель, которого начальство редко баловало своим вниманием.

— Ты-то им на что?

— Гостиница, Иван Дмитриевич, известная — «Аркадия». Это ведь даже не гостиница, а дом свиданий. Вроде как по моей части.

Прежде чем вкрадчиво, с нарочитой церемонностью профессионала, знающего себе цену, постучать в дверь высокого кабинета, Иван Дмитриевич спросил:

— Фамилию купца говорили?

Пока шли по коридору, догадка уже холодила душу, и когда прозвучала эта фамилия, он ничуть не удивился.