С хлыстом под мышкой, запыхавшись на крутой лестнице, Тул ввалился в святилище адвоката.

— Да кто ж это такой? Неужто? Вот те на! Кого я вижу! — вскричал он с порога, вне себя от изумления, потом ринулся вперед, стиснул Наттера в объятиях и крепко встряхнул, расплывшись в ликующей улыбке.

Наттер приветствовал доктора сердечно, но не без робости. Со времени последней их встречи он испытал столько передряг, в таких необычайных положениях оказывался, что вспоминать о пережитом ему едва ли было приятно. А Наттер, по-своему, не лишен был гордости: он не выносил, когда его жалели, и не терпел, если начинали тыкать в него пальцем.

Но Тул показал себя ярым сторонником Наттера: он энергично добивался разрешения увидеться с ним в тюрьме; все знали о его неколебимой преданности бедняжке Салли; кроме того, Наттер всегда чувствовал себя в обществе доктора легко и непринужденно.

Усевшись посреди сумрачной комнаты, сплошь забитой пыльными папками и педантично рассортированными по связкам копиями давно оконченных дел, всевозможными документами, справками, выписками и прочими снарядами судейских баталий, доктор Тул истощил наконец свои поздравления, пересказал в подробностях слышанные им откровения Стерка и приступил к изложению непосредственной цели своего визита:

— Час назад ко мне в «Феникс» заявился этот пройдоха, Дейви О'Риган… — И тут доктор, воодушевившись, живописал собеседникам впечатляющую, но, боюсь, несколько идеализированную картину сражения. — Чувствую, так просто он не угомонится. Он заявил, будто свидетельство…

— Да-да, вот копия. — И Льюк Гэмбл бросил на стол лист бумаги.

— Ага, та самая… Мэри Дункан… тысяча семьсот пятидесятый — все сходится, вот ведь мошенник! И еще он брякнул — вообразите только, но мне-то лучше знать! — будто вы официально это свидетельство заверили.

— Именно так, сэр, — сдержанно отозвался мистер Гэмбл, запустив руки в карманы и вперив в доктора взгляд, в котором, как тому почудилось, мелькало какое-то странное выражение.

— Что, я не ослышался?

— Нимало, сэр!

Воцарилось молчание, а потом мистер Гэмбл произнес:

— Я поступил так, сэр, потому, что обсуждать тут попросту нечего. И… и, смею полагать, доктор Тул, в своем деле я кое-что понимаю.

Вновь наступила пауза, и Тул, потрясенный, весь побагровевший, перевел глаза с Гэмбла на Наттера.

— Так, выходит, это не подделка? — мрачным голосом, еле слышно осведомился Тул.

Смуглое лицо Наттера потемнело от прилившей к нему крови. Он явно был пристыжен.

— Минуло почти восемнадцать лет, сэр, — промямлил Наттер (еще бы ему не смущаться). — Я был молод тогда, знаете, и вот, сэр, попался… А кто бы сумел вывернуться?

Тул вскочил с кресла и, опустив голову, сжав губы, остановился у камина. В комнате воцарилась тишина, только невозмутимый страж законов, роясь в пачке бумаг, что-то мурлыкал себе под нос.

— Для Чарлза Наттера, наверное, это удачный ход, сэр, однако партия Салли Наттер, похоже, проиграна, — гневно выпалил доктор.

Мистер Льюк Гэмбл и ухом не повел — либо не слышал, либо до речей доктора ему и дела не было: он с бесстрастным видом продолжал тихонько напевать какую-то незатейливую мелодию.

— Более того, — прервал он себя, — я скрепил подписью подтверждение и другого документа, а именно удостоверение того, что Мэри Мэтчуелл, истица, занимающая сейчас часть Мельниц, и Мэри Дункан, упомянутая в данном свидетельстве, являются одним и тем же лицом.