— Никакой он не брат, а в Беркли, наверное, о нем и вспоминать стесняются. Сидит сейчас за совращение несовершеннолетних.

По коже словно поползли мурашки.

— Ты одна из его жертв?

Кэлли работала быстро и проворно, но в самих движениях пальцев ощущалось сильное волнение.

— Пока я была маленькой, мне там даже нравилось. Мы бегали, играли, купались в океане. И учителя попадались хорошие. Но как только подросли… Уф-ф! Брат Тимоти называл нас, девушек помладше, своими ангелами.

Кейт опустилась на край кровати и жестом пригласила Кэлли сесть.

— А твоя мама… — Она замялась, подбирая слова. — Как ты думаешь, другие взрослые в коммуне знали об этом?

Кэлли фыркнула и кивнула:

— Никто из матерей и пальцем не шевельнул, чтобы остановить его. Они все были как будто… ну, как будто он их загипнотизировал. Говорил им, что мы — их дар ему. Даже если кто-то из девочек сопротивлялся, ее все равно отводили к брату Тимоти. Матери делали все, что он скажет. Они были… ну, как степфордские хиппи.

— Кошмар, — покачала головой Кейт.

— Да уж.

Кейт заметила, что Кэлли так и не ответила на вопрос, была ли она одной из жертв брата Тимоти.

— И что? Эта коммуна еще существует?

— Уже нет. Года три назад нас всех спасла одна девушка. Джемма Доннелл. — Кэлли опустила глаза. — Джемма постоянно пыталась сообщить куда-нибудь о том, что там творится, и иногда в коммуну даже приезжали из этих… социальных служб или управления образования. Приезжали, смотрели, но ничего такого не находили. Для посторонних коммуна была настоящей утопией — огороды, цветники, коровки на лужке, все читают Уильяма Карлоса Уильямса. В общем, никто Джемму не слушал, пока она не придумала, как обратить на нас внимание. — Кэлли остановилась и перевела дыхание. — Пришла в бюро помощи семье в Биг-Суре и пригрозила, что покончит с собой, если ей не поверят. — Голос у Кэлли дрогнул, и она продолжала уже шепотом: — Джемма была беременна от брата Тимоти. Его забрали, а Джемму я больше не видела. Что с ней случилось, не знаю.

Кейт положила руку ей на плечо. Девушка вздрогнула, и Кейт тут же убрала руку.

— Извини. Мне очень жаль. Надеюсь, после этого дела у вас пошли лучше.

— Для некоторых — да, лучше. У меня поначалу все тоже было неплохо. Но в последней семье… В общем, пришлось уйти.

— Где сейчас твоя мать?

Девушка потупилась:

— Я давно ее не видела… больше года.

— А ты не думаешь, что она беспокоится о тебе?

— Раньше надо было беспокоиться, когда мы все жили с тем извращенцем, — резко бросила Кэлли. — Вы позвоните в социальную службу?

— Нет, если ты была со мной честна.

— Можете сами все проверить. Посмотрите в Интернете. — Коммуна Миллениум.

— Здесь у меня Интернета нет. Чтобы выйти в Сеть, нужно ехать в библиотеку в Порт-Анджелес.

— Решайте сами. Я вам правду сказала. — Кэлли посмотрела в окно.

Кейт не сомневалась — секреты остались, даже если Кэлли и не обманула. Она вдруг заметила, что у девушки ясный, четкий профиль и что Кэлли можно было бы даже назвать красивой, хотя красота не бросалась в глаза — возможно, из-за оспинок и темных разводов неотмытой грязи. Портили девушку и неухоженные, отросшие волосы, а мешковатый спортивный костюм и старенькая футболка с надписью «Фолк-фестиваль» просто уродовали фигуру. И все же, когда свет из окна очертил нежный изгиб скулы, Кейт увидела перед собой другого человека, девушку, все еще остающуюся ребенком, что бы там ни было написано в документах.