Есть и другие: две особы из Грей‑Лоджа, обе – в родстве с домом Тренчей; и этот тип Хой, омерзительный великан с гулким голосом и с голодными псами; и, разумеется, сам гнусный отпрыск дома Тренчей, нынешний хозяин Далройда, вместе со своим приживалой‑приятелем из города; и много еще кто. Все они в ближайшие дни нанесут визит в Проспект‑Коттедж – и никому пощады не будет!
– Да, вот еще, Ларком, – продолжала миссис Доггер, многозначительно наклоняя голову, – помни: на этом моя месть не заканчивается. Завтра мы приготовим еще зеленого чая – и побольше, побольше! – а ты займешься его раздачей. Ты выльешь мой чай в общественные колодцы, а заодно и в те, что находятся в частных садах, по возможности, чтобы вся питьевая вода в деревне обогатилась этой смесью. Как только обитатели Шильстон‑Апкота выпьют свою дозу снадобья, они почувствуют, как их необъяснимо влечет в Скайлингден, к древним руинам аббатства, где еще немало предстоит потрудиться и есть на что посмотреть.
А как только это все свершится, переедем на новое место и мы. Мы покинем Проспект‑Коттедж и переселимся в Скайлингден, к моей дочери, которую я по‑матерински бдительно опекала столько лет. Увы, мистер Эдгар, ее благоверный, нас несколько разочаровал… впрочем, польза от него тоже есть. После того, как он в пух и прах проигрался, бедняга вынужден был взять себе новое имя и подыскивать новое пристанище. Обремененный долгами и ссорами, наш джентльмен окончательно запутался; пришлось ему бежать от кредиторов. Вот так моя дочь и ее семья перебрались в Талботшир, прихватив с собою то, что осталось от ее небольшого наследства. Ежели мистер Джордж Эдгар не пожелает остаться с нами в Скайлингдене, где мы обустроимся заново, он получит свою чашку чая – и более беспокоить нас не станет. Помни и ты, Ларком, – предостерегла миссис Доггер, усаживаясь на кровати поудобнее, высокая и статная, нисколечко не похожая на прежнюю невзрачную толстушку, – не вздумай сбиться с пути послушания и услужливости, а не то отправишься в колодец заодно с остальными.
Парком кивнул; он, разумеется, не вполне понял, о каком колодце идет речь, но каким‑то образом догадался, что туда ему совсем не хочется.
– А я, мэм? – вопросила кухарка, выпученными глазами глядя на свою новую, такую грозную хозяйку.
– Ты, Симпкинс, разумеется, поедешь с нами.
– Да, мэм, – отвечала миссис Симпкинс, не зная, радоваться ей или огорчаться.
– И у нас будут пироги с айвой и айвовое повидло. Ох, как же давно я не ела пирогов с айвой и повидла! А еще – печенье «мадлен», и листвянниковый пудинг, и бланманже, и грушевые пирожки, и силлабаб[36], и разваренный хлеб с сахаром и пряностями, и коньячные вафли, и прочие вкусности. Ты нам все это приготовишь, Симпкинс, как только мы обоснуемся в Скайлингдене.
– Да, мэм.
– А еще мы будем ходить по ежевику, – радостно продолжала миссис Доггер. – Будем варить варенье, делать сидр, печь овсяные лепешки и пироги с крольчатиной, по утрам пить сладкое молоко, разбавленное водой, а по вечерам – горячий флип*. [37] Однако всех предупреждаю: никакую птицу мы есть не будем, в холодном ли виде или в горячем! Мы станем играть в ломбер, в кадриль, в добрый старый пикет; станем бренчать на пианино «Хоровод Селлинджера». Словом, Скайлингден – наш, что захотим, то с ним и сделаем; да и по окрестностям нагуляемся всласть, вот только на лодках кататься по Одинокому озеру – ни‑ни!
– Скайлингден! – прошептал Ларком. Грудь его вздымалась от гордости (этого добра природа ему отпустила в избытке, так что ему то и дело требовалось выпустить малость, чтобы облегчить давление). |