На этот раз изумление Софьи перешло с Джованны на чудеса пластической хирургии. Они заговорили о врачах, операциях, потом неизвестно как перескочили на дантистов, с дантистов на зубы какой-то Клариче — наверняка вставные, слишком уж они красивы, — а с зубов Клариче на ее же манто, которое определенно стоит не меньше пяти миллионов, а с этой суммы — на модные меховые шубы, которые в этом году носят, — длинные и широкие, реглан.

Тем временем наступил вечер, и лакей сменил чайный сервиз на серебряный шекер и два бокальчика. Когда лакей вышел, Чечилия внезапно бросила смешивать ледяной напиток и вскрикнула:

— Минуточку… подожди… Ну прямо на языке вертится…

— Ну что, что? Скажи!

— Да то, что я хотела рассказать тебе… Ужасно важная вещь… Подожди… Подскажи мне…

— Как же я могу? Я ведь не знаю!

— Подожди… Вот беда… чуть было не вспомнила… Да нет, бесполезно, ах, моя голова, бедная моя голова!..

И дамы снова принялись болтать. На этот раз они избрали поистине серьезнейшую тему: красивы или нет длинные панталончики стиля 90-х годов, которые в этом сезоне намеревались ввести в моду французские портнихи вместо уже устаревших трусиков. Чечилия с азартом защищала длинные штанишки, а Софья с неменьшим запалом — короткие, сама не зная почему; вероятно, поразмыслив, она обнаружила бы, что трусики нравятся ей только потому, что Чечилия предпочитает панталончики, — словом, из чистейшего духа противоречия. И действительно, как в поединках из античных трагедий, где противники в пылу боя меняются шпагами, вдруг оказалось, что это Софья защищает панталончики, в то время как Чечилия отстаивает трусики. Подружки досыта нахохотались, затем Софья взглянула на часы и вскочила, воскликнув:

— Но уже очень поздно… Роберто ждет меня… Нас сегодня пригласили к обеду… Спасибо, дорогая, я чудно провела день… До свиданья, милочка… Мы созвонимся.

Они вышли в вестибюль, где принялись обниматься и целоваться, и тут же заболтались об обеде, на который была приглашена Софья. Неизвестно, куда завела бы их эта беседа, если бы Чечилия вдруг не закричала:

— Наконец-то!

— Что такое?

— Вспомнила, что я должна была рассказать тебе… Ту важную вещь… Но, милочка, это проще простого: твой муж — любовник Нинон!

Софья вышла замуж всего два месяца назад. На этот раз ее изумление было законным и огромным.

— Не может быть, — произнесла она, бледнея.

— Уверяю тебя!

И тут Чечилия с быстротой, соответствующей важности события, рассказала, что один человек, достойный доверия, видел, как муж Софьи, Роберто, целовался в машине с Нинон в безлюдном месте. Разгорячившись, Чечилия выпалила, что это ее ничуть не удивляет. У Нинон куча любовников, у нее даже ребенок есть от Фабрицио… Тут произошло то, что случается, когда, чтобы заглушить боль от зуба, который хочешь вырвать при помощи примитивной системы — нитки, привязанной к двери, — сочувствующий друг стукает тебя разок по черепу. Первое ошеломление, вызванное известием об измене мужа, было изгнано из ума Софьи другим: историей с ребенком Нинон от Фабрицио.

— Что ты говоришь! — воскликнула Софья. — Ребенок от Фабрицио!..

Чечилии было известно все: клиника во Флоренции, куда Нинон ездила рожать; пол, вес и имя новорожденного. Пока она рассказывала, открылась дверь и вошел муж Чечилии, Орацио, мужчина резковатый и немногоречивый. Он без лишних слов выпроводил из дому бедняжку Софью. Подруги обменялись последним поцелуем через порог, Софья, совершенно разбитая от множества потрясений дня, спустилась с лестницы, села в свою машину и, закрыв глаза, откинулась на подушки.