— Мам, — донесся до меня голос Олега, и по интонации я поняла, что сын обращается ко мне не в первый раз. — Ты взяла фотоаппарат? Взяла или нет?

Выйдя из машины, я обнаружила, что забыла не только фотоаппарат, но шапку и перчатки. Пришлось повязать на голову шарф, поднять воротник, а руки сунуть в карманы.

Снег горел на солнце как бриллиант, казалось, по лесу тут и там рассыпаны драгоценные камни. Я не спеша шла по широкой березовой аллее среди этой роскоши.

Сперва Денис ни на шаг не отходил от Дода, что-то серьезно рассказывал ему, потом1 не выдержал тон, погнался за братом, полез на дерево. Олег обрадовался: ему тоже хотелось принять участие в разговоре, но он робел Илюшка пытался делать наброски с натуры крепко сжимая в покрасневших пальцах блокнот. Я чуть замедлила шаг, и Давид догнал меня на тропинке, спускающейся к реке.

— Тебе хорошо?

— Нет, Давид, хорошо это не то слово. Другая реальность.

— Завтра я лечу в Стокгольм, Марина. Надеюсь, ты будешь вспоминать обо мне?

— Уже завтра?!

— Это не от меня зависит — дела фирмы.

— А когда ты вернешься?

— Примерно в десятых числах апреля. Но звонить буду каждый день. Сейчас вернемся в город — возьмем тебе мобильный.

— Давид, я не хочу, чтобы ты уезжал. — Я опустила голову, и он, как маленькую, погладил меня по волосам.

— Не будем говорить об этом — будем праздновать. Поедем в ресторан: хорошая кухня, оркестрик, выпьем шампанского.

В меню загородного ресторана «Король-Олень» преобладала дичь, но Давид посоветовал заказать их коронное блюдо — жаркое из баранины. Сам он ел форель с овощами. Мальчики, стремившиеся попробовать всего, сошли с дистанции уже после закусок. Впрочем, какой-то сложный десерт она все-таки одолели. Мы пили кофе, когда в зале появились музыканты.

«Сейчас начнется», — внутренне содрогнулась я.

Получив в юности серьезное музыкальное образование, я почти физически страдала от фальшивых звуков. И вдруг — видно это был мой день — полилась чистая задумчивая мелодия. Призывно и грустно звучала флейта — сольный инструмент, остальные деликатно вторили ей.

— А ведь это флейта Пана, лесного бога, — шептала я.

Мы танцевали. Давид обнимал меня бережно, будто я была фарфоровой вазой. Я льнула к нему, не различая окружающего, а музыка завораживала, околдовывала, манила вдаль по освещенному фарами шоссе, на потонувшие в огнях московские проспекты, в международный аэропорт Шереметьево, в северный европейский город…

Прочь сердце рвется, вдаль, вдаль, вдаль…

Вид родной квартиры в два счета вернул чувство реальности. Дети, опьяненные весенним лесом, наскоро умылись и уснули. Только Денис как ни в чем не бывало уселся играть с Давидом в шахматы.

От радостного смятения утра не осталось и следа. Даже когда о тебе заботятся, проблем не становится меньше. Просто это другие проблемы. Сейчас они доиграют партию, и я останусь наедине с этим малознакомым человеком, от которого приняла дорогой подарок. Дальнейшие события предрешены и неизбежны. От меня, к сожалению, ничего не зависит.

Не строить же теперь перед ним недотрогу. Иза, как всегда, права: умный и хитрый, мне с ним не тягаться.

«Ладно, — успокаивала я себя, — сегодняшних глупостей уже не исправишь. А утром отдам ему шубу, телефон, и все. Конец — делу венец».

Денис сложил шахматы в коробку и вышел, потушив свет. Мы сидели в разных углах комнаты, освещенные торшером, молчали.