— Теперь пойдем в магазин, — серьезно объявила она. — Купим что-нибудь к вечернему чаю.
Дорога вилась по усеянному ромашками лугу.
— Нарви цветов, на террасе поставим, — предложила Ирина.
— Жалко рвать. Они же живые!
— Ой, какие нежности! Мы всю жизнь рвем! Я девочкой рвала, Таня моя, была маленькая, тоже любила…
С Таней, Ирининой дочкой, мы часто играла в детстве, а теперь не виделись уже лет пятнадцать. — Как Таня поживает?
— Все по командировкам: Прага, Сызрань, Харьков. Я ее и не вижу.
— А Борис?
— Компьютерами торгует. Живут не пойми как! То сойдутся, то разойдутся.
Ирина усмехнулась. Личная жизнь единственной дочери волновала ее не слишком.
Походы в магазин тоже входили в понятие «дачных радостей». Прежде чем купить кулек сухарей, полкило мармелада и две плитки «Аленки», мои дамы долго советовались. Мама непременно хотела взять еще бисквитный рулет, а Ирина уверяла, что он несвежий и лучше купить селедки или копченой грудинки. Но мама селедку терпеть не могла.
Домой вернулись на закате. Ирина сразу включила телевизор. Мама кормила Илюшку ужином. Олег с Денисом в мгновение ока сжевали по бутерброду и опять умчались к ребятам.
Я поднялась в свою комнату и прилегла не раздеваясь. На старомодном письменном столе валялась коробка от ноутбука. Вчера в это время мы с Давидом распечатывали ее. Неужели только вчера?.. Вчерашний день, оттесненный «дачными радостями», показался мне вдруг страшно далеким…
— Марусь, спускайся, концерт! — позвала Ирина.
Смотреть концерт не хотелось, но и не пойти было неудобно.
Известная певица, титулованная звезда российской эстрады, распевала с экрана какие-то неправдоподобные вещи про любовь.
«Разве так бывает — позабудешь про боль? — подумала я. — Что за стихи? Поют о любви, а сами не понимают элементарного!»
— Что ты, Марина, ходишь с видом неутешной вдовы, — невинным тоном спросила мама — иногда на нее находило желание попридираться.
А ты заметила, что наша дива сделала пластическую операцию? — Ирина умело переключила мамино внимание. — Укоротила нос.
— Нет. А ведь правда! Она так получше. А поет по-прежнему голосом матери. Под ее фонограмму!
— И глупости какие-то, — вставила я.
— Ну, что глупости, это нормально. Эстрадные песни ни на что не претендуют! Маруська, ты ужинать будешь?
— Лучше давайте чай пить! — предложила сластена-мама.
— Уж скажи честно, Юля, что тебе не терпится съесть весь шоколад. Сколько помню тебя, только шоколадом и питаешься! Как только не надоело!
Самодовольно усмехнувшись, мама покачала головой:
— Ничуточки!
— Пусть сидит со своим шоколадом, — продолжала Ирина, обращаясь ко мне. — А нам с тобой я поджарю по котлетке!
— Поджарьте. — Я блаженно вытянулась в старом кресле, но тут зазвонил мой мобильный.
Схватив трубку, я бросилась в сад. Этот голос будто проникал прямо в сердце — хотя говорил Давид вещи самые будничные: в первый день многое удалось успеть, если так пойдет, он вернется раньше чем через месяц, советовал поездить с Георгием Николаевичем, поучиться водить. И только в конце:
— Если бы ты знала, как мне не хватает тебя!
— Додик!.. — только и могла произнести я в ответ.
— Где ты?
— В саду, под луной. Помнишь, ты сказал, что у тебя нет времени на прогулки?
Он засмеялся:
— Помню…
После разговора с Давидом мне не хотелось возвращаться на террасу. |