Дэйв снова зашагал по каюте.

— Скоро ты сам убедишься, Джефф, как сегодня все это действует на нас. Военные бури прокатились по этой земле, поломав жизни многих конфедератов, но Хобарты не пострадали. Горькие воспоминания ныне забыты, хотя кое-кто все еще сетует по поводу поведения юнионистов в Джорджии в шестьдесят четвертом. В Новом Орлеане они сидели у нас на шеях с шестьдесят второго до семьдесят седьмого, когда выставили последних саквояжников.

Судьба Хобарта повисла на волоске, когда Спунс Батлер, командир федеральных сил, решил прибрать к рукам дом на плантации, что лежала выше по течению. Понятия не имею, почему им захотелось иметь дом, расположенный так далеко от города, но в те времена Спунс хотел иметь все, что попадалось ему на глаза, включая серебряные ложки. Знай они, что это место принадлежит Фитцхью, который причинил немало неприятностей кораблям Союза!.. Но Артур Делис поклялся, что плантация его собственная, и, может быть, в то время Артур сам верил в это.

«Я британский подданный! — искренне сказал он. — Если вы не хотите вызвать международный инцидент, сэр, вам стоит держаться подальше от моей собственности». Спунс подумал и решил, что, пожалуй, так будет лучше.

К тому времени вернулся и коммодор Хобарт. Но не на плантацию, где прежде жил с моей бабушкой: может, он предполагал, что какие-то саквояжники прибрали ее. Джефф, ну почему мы думаем, что люди с бородами бесчувственны? Он никогда больше не женился, лелеял память о жене. Его сына, которого он в честь жены назвал Харальдом, пока он не подрос для жизни в пансионе, воспитывала няня. Фитцхью снял меблированные комнаты в Гарден-Дистрикт, где в течение многих лет и был его дом.

Артур Делис и миссис Делис умерли от эпидемии лихорадки в конце восемьсот семидесятых. Когда убрался последний саквояжник, мой предок продал плантацию и нашел надежное место для вложения полученной немалой суммы. Весной 1882 года, в солидном возрасте пятидесяти четырех лет, он отправился за границу — в Англию, где когда-то провел медовый месяц. Поездка эта была частично сентиментальным паломничеством, а частично — ответом на приглашение главы семьи Делис в Линкольншир, в поместье Делис-Холл.

Оно стояло в болотистой местности: сельская усадьба шестнадцатого века, времен Тюдоров, — темно-красный кирпич, много окон и на каменном портике над парадным входом вырезанная дата «1560». Но у родственников старины Делиса, некогда преуспевающих, начались тяжелые времена, и они решили продать дом. И тут Фитцхью пришла в голову очередная романтическая идея.

Он уже купил большой участок за пределами Нового Орлеана, выше по реке, слишком близко к городу, намереваясь построить дом, где собирался провести последние годы жизни. Но теперь он сделал лучший выбор. Он решил купить Делис-Холл, разобрать его, перевезти и снова собрать рядом с Миссисипи.

Что он и сделал. Если не считать газовых светильников для современного освещения (хотя уже шли разговоры об электрическом свете, с ним еще никто не имел дела) и кое-каких усовершенствований типа новейших ванн, дом со всей своей трехсотлетней историей не претерпел никаких изменений. Он стоит себе с высокими окнами и каминными трубами, каким его тысячи раз видели в прошлом.

Джефф курил одну сигарету за другой.

— Я не хотел прерывать тебя, Дэйв… — сказал он.

— Тогда почему же прерываешь?

— Потому что я не понимаю!

— Ради бога, чего ты не понимаешь?

Джефф встал и оказался лицом к другу.

— Семейная история просто восхитительна; во всяком случае, для человека с моим складом мышления. Но какое отношение она имеет к сегодняшней ситуации?

— А?

— Дэйв, ты дергаешься, как драный кот, и вообще ведешь себя как преступник в розыске.