— Причина смерти, Кеннет?

— Не вдаваясь в подробности, Джил, скажу лишь, что у нее не выдержало сердце. Вот почему нет никаких внешних повреждений. Спокойной ночи.

Верхний холл был освещен; сквозь открытую дверь спальни Серены падала полоса света. Джефф помедлил, прежде чем войти в нее вслед за дядей.

Видно было, что дверь решительно вышибли ломиком: задвижка была вырвана из гнезда и теперь безвольно болталась вдоль косяка. И на запоре, и на обеих дверных ручках был налет серого порошка.

В каждой комнате, выходящей в холл, откуда вниз спускалась лестница, были большие окна с зеркальными стеклами; каменные средники разделяли их на четыре части. Фрамуги наверху были неподвижны, но нижние части окон крепились на петлях и открывались наружу как двери. Три створки окна оставались закрытыми, но крайняя слева была широко открыта, и предназначение ее не вызывало сомнений. Серым порошком были припорошены щеколды окна и стекло.

Несмотря на присутствие торжественных дубовых панелей, кровати под балдахином и туалетного столика семнадцатого столетия, Серене удалось оживить обстановку с помощью мягких кресел, пары торшеров, столика с журналами и огромной пепельницей, а также уменьшенными копиями картин Ренуара и Моне.

Джефф посмотрел на постель, шелковое покрывало которой оставалось нетронутым, если не считать вмятины в том месте, где лежало тело. В углу комнаты с таким видом, словно он погружен в мрачные размышления, стоял пожилой сержант Булл. Навстречу им, кивнув Джеффу, как старому знакомому, двинулся усатый лейтенант Минноч.

— Мистер Бетьюн, сэр, — с уставной вежливостью начал он. — Это очень тонкое дело, и посему…

— Давайте не будем вводить друг друга в заблуждение, если вы не против, — сказал дядя Джил. — Это ваше дело, Гарри, ведите его, как считаете нужным. Я всего лишь доброжелательный наблюдатель и в данный момент ничего иного собой не представляю. Как вы оцениваете ситуацию?

Лейтенант Минноч провел рукой по лысой голове.

— Что ж, сэр… мы оба слышали показания. Прежде всего, должен сказать вам о том, чего тут не было. Каким бы образом молодая леди ни выпала из окна, это не было ни самоубийством, ни несчастным случаем.

— Похоже что так. И, тем не менее, какие у вас основания для такого вывода?

— Она пришла сюда примерно в десять минут одиннадцатого. Закрыла дверь на задвижку. Ее отпечатки пальцев остались на запоре и на обеих ручках. Офицер Ричардс опылил каждую поверхность, где могли остаться отпечатки. Она разделась, надела пижаму и накинула на нее что-то еще. Но окно ее не интересовало. Сомневаюсь даже, что она подходила к нему.

— Как вы пришли к такому выводу?

— Потому что она его даже не касалась! Не открывала ни эту створку, ни остальные три!

Лейтенант Минноч подошел к окну и внимательно вгляделся в него, после чего повернулся.

— Здесь слишком высоко, — добавил он, — и портьеры не нужны, не в пример окнам нижнего этажа. С фасада нигде нет портьер. И около окна нигде нет отпечатков пальцев мисс Хобарт, хотя в комнате они встречаются повсюду. И не спрашивайте меня, сэр, кто открывал окно; вы слышали те же показания, что и я.

— О, конечно, — сказал дядя Джил. — Горничная?

— В точку, мистер Бетьюн. Горничную (зовут ее, помнится, Джози) мы, как и остальных, подняли с постели. Вроде у нее был роман с шофером. Джози была при молодой леди. Каждый вечер она открывала окно, всегда одно и то же, что и сделала прошлым вечером.