И вот они, зрелые мужчина и женщина, прожившие так долго по обе стороны вечности, стоят бок о бок в мечтательном молчании. И по-прежнему не смеют нарушить тишину. В юности они расстались со слезами; зрелые мужчина и женщина встретились в глубоком молчании — чересчур зрелые и сформировавшиеся, чтобы легкомысленно говорить в такой момент жизни. И все же в этой самой тишине между ними велась беседа, оживленная и тихая, едва уловимая и не нуждающаяся в словах. Она шла между их душами, и догадаться о происходящем можно было только по тихому дрожанию рук, которые они, сами того не замечая, соединили вместе. Эти два взрослых человека, как я уже сказал, пришли к полному пониманию жизни и до сих пор еще ощущали горький привкус слез. Они взрослели под лучами Любви и Страданий, странной пары солнц-близнецов, формирующих невидимый плод души. Их руки встретились, дрожа, и долго, долго не разъединялись, пока на корму не приковылял маленький кривой помощник. Только тогда большой мужчина и хрупкая женщина расстались; женщина предалась мечтам, а большой мужчина отправился помогать маленькому помощнику. Совместными усилиями они поставили на суденышке парус и отдали швартовы. Будить первого и второго матросов они не стали. Через минуту, гонимые с суши бризом, они направились в открытое море.

Преследования не было. Весь остаток ночи суденышко плыло в загадочном мраке, большой мужчина стоял за штурвалом, женщина — рядом с ним, и они молчали.

Как я уже сказал, преследования не было, и на рассвете маленький горбун поразился этому обстоятельству. Он оглядел пустое море и обнаружил на почти спокойной водной глади только тень от суденышка. Возможно, у первого матроса сложилось неправильно впечатление. Не исключено, что прибрежные народы будут потрясены, когда узнают о случившемся. А может быть, так никогда и не узнают. Монастыри, как и другие организации, умеют хранить собственные тайны, иногда. Вероятно, так было и на сей раз. Возможно, они рассудили по-житейски, что, обладая состоянием, им незачем тревожиться о тени — пропавшей монахине. И уж, разумеется, не для того, чтобы позорить свою святую обитель. А уж сатана, конечно, не выдаст и т. д. Все мы способны докончить эту банальную мысль. Или, быть может, все же нашлись настоящие сердца, которые, зная более или менее эту любовную историю, молча сочувствовали или сочувственно молчали. Не слишком ли многого я хочу? Вечером мужчина и женщина стояли на корме, глядя на след от судна, которым правил второй матрос. Впереди, в густеющих сумерках, послышался шум потасовки. Маленький горбатый помощник слегка разошелся во мнениях с первым матросом, который вновь неосторожно употребил вместо «святотатство» схожее слово. И поскольку маленький горбун не унимался, потасовка продолжалась:

— Святотатство, будь я проклят! Какого дьявола…

Его однообразные выкрики заглушали приводимые им физические аргументы. Суденышко плыло навстречу заходящему солнцу, и эта парочка на корме смотрела вдаль, ничего не видя перед собой и держась за руки как двое маленьких детей.

Из моря без отливов и приливов

Капитан шхуны, перегнувшись через поручень, с минуту пристально всматривался в даль.

— Дай бинокль, Джок, — сказал он, протягивая назад руку.

Джок, бросив