Теперь он кажется почти мизантропом.
— Мизантропом?
— Это значит, что ему, похоже, не нравятся люди, — объяснил Барон.
— Я знаю, что это значит, — с некоторым раздражением сказала Мойра. — Мне было любопытно, что именно ты имел ввиду. Он просто стал жить в изоляции, или показал какие-то определённые признаки нелюбви к людям?
Джеролд продолжил:
— В прошлом году он уволил большую часть своих слуг, а чуть более месяца тому назад отослал прочь большую часть своих солдат. Никто из них не вернулся.
— Они пересекли Северные Пустоши, — прокомментировала Мойра. — Мы нашли одну из ливрей.
Барон уставился на неё, и она могла на самом деле видеть бурю активности в его мозгу. Наконец он снова заговорил:
— В таком случае, ты должна быть дочерью либо Барона Арундэла, либо Графа ди'Камерона. — Он приостановился, дав своим мыслям достигнуть конечной точки: — Значит, ты — волшебница? Или мне следует использовать термин «ведьма»?
В его ауре была лёгкая нотка страха, но было ясно, что он держал её под контролем. Мойра сказала, тщательно выбирая слова:
— «Ведьма» является суеверным термином, в основном используемым для людей, почти лишённых способностей, и обычно используемым по отношению к тем, кого сородичи недолюбливают. Я — волшебница, но я обнаружила, что местные жители скверно реагируют на этот факт.
— Ты можешь видеть мои мысли? Ты читаешь их, прямо сейчас?
Мойра почти вздрогнула, но подавила эту реакцию:
— Мне пришлось бы касаться тебя, чтобы проделать что-то подобное, но я могу говорить разум-к-разуму с другими волшебниками, или с кем-то особо связанным со мной. — Она не потрудилась объяснить тот факт, что маги могли ощущать эмоции без прямого контакта, или тот факт, что её собственные чувства могли раскрыть о ком-либо гораздо большее, чем то, на что были способны даже маги. По большей части её ответ был правдой — она на самом деле не могла читать его мысли.
— Твой отец — Кровавый Лорд, не так ли? — прямо спросил Барон.
Она заскрипела зубами:
— Мне очень не нравится это имя. Мой отец — самый добрый человек из всех, кого ты мог бы надеяться когда-либо встретить. Он только и делал, что жертвовал и страдал за народ нашей страны. Всё слышанное тобой, что противоречит этому — ложь.
— Он правда выступил против самих богов? — Голос Джеролда снизился до шёпота, будто он боялся, что кто-то услышит его вопрос, и может заподозрить его в ереси.
— Они были не богами, а всего лишь сверхъестественными созданиями, которых люди далёкого прошлого наделили могуществом, и — да, он действительно сражался с ними, — ответила она. — Но всё это для меня бесполезно. Мне нужно увидеть этого Графа, и выяснить, знает ли он что-нибудь об исчезновении моего отца.
Тут Барон спохватился, и опустил голову в покаянии:
— Прошу прощения. Осознание того, кем именно ты являешься, заставило меня проявить грубость. Ты должна понять, что магии здесь не доверяют. Мы считаем себя верными приверженцами Сэлиора.
— И что ты сделаешь? — с вызовом спросила Мойра. — Сбежишь на улицу, призывая людей открыть на меня охоту? Я здесь лишь для того, чтобы найти отца.
— Нет, — чуть погодя сказал он. — Я считаю тебя слишком красивой для этого, хоть это и может обречь меня на вечные муки. К тому же, ты ведь не боишься разгневанной толпы, не так ли?
— Нет.
— И что ты сделаешь? — с любопытством спросил он. — Я, конечно, никому ничего не скажу, но не могу не задуматься о том, что случилось бы. |