— Свои так свои, — он спорить не стал. — Только какого хрена вы там, на горе, забыли, блин?

— Типа трахались мы там, козел, — ласково сообщила я.

— Ну, трахались — другое дело! О-кей, проходите, блин!

Я схватила своего спутника за руку и поскорее потащила прочь от подножия горы.

— Ишь, стерегут. Охраняют!.. — бурчал он. — Да пусто же там!.. Кто теперь туда сунется?!.

При этом он яростно чесал себе ляжку.

— Иди-иди, стратег. Блинную полосу уж как-нибудь проскочим, а вот с хреновой будет сложнее… Что — блохи заели?

— Океем задело. Хуже лишая!

— А меня уже не задевает… — вслух задумалась я. И точно — не задевало. Привыкла. Обтерпелась. Сама правда океями не разбрасываюсь — в рот это дело взять противно. Однако другим спокойно позволяю…

Я даже хай не использую, хотя хай — это престижная новинка. Мне не нравится, как его пишут по-английски — «HI». Зато с блинами полный порядок, с хренами — тоже, недаром ведь они меня за свою признают.

Благодарны, сволочи, за то, что я умножаю количество блинов и хренов в мире!

Блин, что встретил нас первым, был совсем юный, радостно-розовый. Но другой оказался матерым блинищем. Оно и неудивительно — мало было надежды, что кто-то в этот день слезет с горы, давно уж на ней было тихо. А что потащатся на гору — подозрение имелось. Поэтому самый опытный караул разместили как раз подальше от горы — чтобы вовремя перехватить лазутчиков.

— Стоять, блин!

Разумеется, они вместе со своим зеленым джипом спрятались за поворотом шоссе.

— Стой, — шепнула я Авосю, а сама решительно пошла к крепкому краснорожему блинищу. Он небрежно отдал честь — гляди ты, подумала я, и блинов вышколили…

— Во, блин! — ответила я на этот жест, вложив в голос все возможное восхищение.

И он понял — своя!

— Пошли, прибамбас! — позвала я Авося. Он хмуро подошел.

Ему и всего-то нужно было сказать — свои, блин! Больше ни единого вопроса бы не было. Но он дулся и молчал.

— Прибамбас? — усомнился блинище.

— Ну! Крутой, в натуре, прибамбас, да?! — меня что-то повело на то ли кавказский, то ли киргизский акцент, я спохватилась и дернула Авося за хреновинку темного металла, что висела у него на шее.

— Точно, прибамбас, блин, — согласился блинище. — А что он у тебя — типа немой, что ли?

— Холодного пива на хрен хряпнул, блин! — пожаловалась я. И скорее поволокла Авося прочь от засады.

Он обернулся и нехорошо посмотрел на джип с подтянутыми, хорошо сложенными блинами. А я нехорошо посмотрела на него самого. Ведь этим сволочам вычеркнуть — плевое дело… Ведь для того тут и сидят, чтобы ловить и вычеркивать, ловить и вычеркивать!.. Из жизни…

— Если кто спросит, отвечай — прибамбас, — учила я своего спутника, шагая с ним вместо по обочине. — На блина ты не похож, на хрена ты не похож, а за прибамбаса сойдешь… Тем более — с хреновиной.

Авось остановился и сорвал с шеи свою металлическую штуку.

— Это — хреновина, да? Это тебе хреновина?!.

— Ты чего?

Но ему было безразлично, что я отвечу, да и отвечу ли вообще что-нибудь. Он смотрел на свою висюлину, и в глазах у него стояли самые настоящие слезы.

— Ну, коли хреновина!..

Авось размахнулся и забросил прибамбасик в придорожные лопухи пополам с крапивой.

— Горе ты мое! Что же мне теперь с тобой делать?! — взявшись вывести его из опасной зоны, куда он проскочил, как ему и полагалось, на авось, я уже и сама была не рада.