У одного блина хватило ума вбежать в двери, прямо от которых начиналась довольно крутая лестница. Он поспешил наверх, а бабища — за ним.

Треск, раздавшийся, когда под ней просела лестница, был какой-то апокалиптический. Дом рушился прямо на глазах. Заорали разбуженные бомжи. Оставаться на крыше было уже очень опасно.

Не люблю прыгать в темноту, но на сей раз — пришлось. Отпустив косяк и перекатившись к краю крыши, я соскочила прямо в кучу векового мусора и в ней застряла. Что и неудивительно — куча была мне выше колен. Ближайший блин метнулся ко мне…

— Все о-кей! — рявкнула я ему прямо в рожу, и он шарахнулся. С трудом выдирая ноги, рискуя остаться без кроссовок, я кинулась прочь от дома, и вовремя — он начал сам в себя проваливаться. Грянуло! И тут же блины подняли крик.

Отбежав шагов с десяток я обернулась и увидела угловатую и клыкастую развалину, над которой стояло облако пыли.

— Хреново… — пробормотала я. И точно, было хреново — ведь под обломками остался Авось. Глупый, несуразный, наивный, ничего в этой блиново-хреновой жизни так и не уразумевший!

Тут развалина зашевелилась. Воздвиглось нечто, как если бы встала на дыбы квасная цистерна. С этого темного тела посыпалась всякая дрянь, оно делалось все ниже, как будто сходило с пьедестала, и наконец все мы опознали бабищу в ситцевом халате. На руках у нее в позе «принцесса в обмороке» был Авось…

— Во, блин… — изумленно прошептал кто-то из патрульных.

— Гля! Он, блин! Держи, блин!

Это патруль заметил Авося. Но подступиться к тетке как-то не решался. Она до того уверенно шла сквозь останки деревянных стен, даже не пытаясь их обойти, что это поневоле внушало уважение. Она даже не раздвигала — она продавливала…

И тут до меня дошло, что она-таки явилась!

Никогда еще существо женского рода не вызывало во мне такого бурного желания повиснуть у него на шее.

— Ах ты, моя Нелегкая! — без голоса вскричала я и побежала обратно к дому.

— Ну, будет, будет! — покровительственно сказала она. — Разбудили, подняли, ничего-то не растолковали! Что ж у вас тут деется? А надежа-государь наш — что это с ним?

Го-су-дарь?..

Вот этот — в майке со страшными рожами, в обтрепанных джинсах?

Так оно, надо думать, и было. На кого ж еще столетиями полагались? Да все же на него! Чьим именем дорогу сквозь огонь прокладывали? Да все же он — Авось!

— Океем зацепило, — объяснила я, хотя все было куда хуже: окей прошелся по нему по всему, и теперь бедолагу придется выхаживать, как малое дитя. Государь… ишь ты!..

— Куда нести-то? — совершенно не обращая внимания на блинный патруль, спросила Нелегкая.

— А это хорошо — что ТЫ его унесешь?

— Свои же, родные.

— Ты лучше вон их унеси!

Нелегкая поглядела на патруль и поморщилась.

— Приносить таких уродов случалось, а уносить?.. — пробормотала она.

— Да ты попробуй!

— Да не умею я! — взревела вдруг Нелегкая. — Я все больше приношу!

— Да ведь сцапают они нас сейчас! Вызовут по рации подкрепление и повяжут! — я уж была не рада, что мы с этой дурой связались. Тем более, что командир патруля сейчас как раз со своей поясной рацией и возился.

Стало быть, явится полувзвод блинов, сперва они добьют океями Авося, а потом и за нас возьмутся. Нелегкая-то уйдет — если в канализацию не провалится, а я?.