— А где соберемся?

— На горку пробиваться надо, — сообразила Федора. — Там сильное место! Если все мы там соберемся — может, что и получится!

Она была права — не зря же блины с хренами вместо того, чтобы взять горку штурмом и уничтожить на ней всю этнографию, бродят патрулями вокруг да около.

— Попарно, — добавила я, потому что как иначе разделить поровну восемь персон? Фома с Еремой, я с Кондратием, а Авось пусть уж выбирает между Кривой и Нелегкой с их нежностями и Федорой, которая с ним нянькаться не станет.

Окружившие территорию блины не дождались нашего выхода с поднятыми руками и без предупреждения пошли на штурм. Мы узнали об этом по характерному свисту, который словно навалился сверху и едва не разорвал нам барабанных перепонок.

— Ложись! — крикнул Кондратий.

— Что это? — обалдело заорала Федора.

— Прикол! — с тем я и бросилась наземь.

Взрывом нас раскидало. Меня, поскольку успела залечь, прокатило, как рулон обоев, причем я собрала на себя немало грязи. Вот ведь шутили мы — приколись да приколись! — а он, сволочь, оказывается, почище артиллерийского снаряда.

Я вскочила на четвереньки, но никого и ничего из-за поднявшейся пыли не увидела. Тут уж не то что попарно — в одиночку удирать надо, подумала я, и, в конце концов, не все еще потеряно! Кондратия голыми руками не возьмешь. Нелегкая тоже за себя постоит…

Но, в отличие от воплощенной команды, я знала одну важную вещь. Я знала, что такое промышленность. Любую фабрику, любой завод можно обносить трехметровым двойным забором и пропускать по нему ток, ставить полк охраны, барражировать сверху вертолетами и бомбардировщиками, и все же в заборе будет вполне комфортабельная дыра, о которой известно всему коллективу, от директора до уборщицы. Ну и несколько не таких комфортабельных. Главное — их отыскать…

Вместо того, чтобы удирать от блинно-хренового десанта, который со всех сторон уже сыпался через высоченное ограждение на территорию, я поспешила ему навстречу. Это было несложно — предприятий сдохло в разгар строительства нового цеха, и я перебегала от одной бетонной плиты, торчащей ребром, к другой. Пронестись же вдоль забора было вовсе плевым делом. Я только съеживалась, когда сверху попарно пролетали тяжелые солдатские шнурованные башмаки.

Наконец попался такой отрезок забора, где никто не сыпался сверху, и в нем-то, заросшем кустами, нашлась долгожданная щель. Я протиснулась в нее без всяких угрызений совести — и Кондратий, и прочие мои соратники там бы попросту застряли. Все — кроме Авося…

И тут же выяснилось, почему с этой стороны территорию не штурмовали. Там был заболоченный луг. А о том, что вдоль самой стенки вела узенькая тропочка, оккупанты, естественно, не подозревали.

Тропочка была хитренькая — выводила к роще, а потом к шоссейке, где в добрые старые времена была автобусная остановка. От нее даже остался столб. Я удивилась — кому мешал автобусный маршрут? Стала соображать. И вдруг меня осенило — да ведь этот маршрут пролегал поблизости от нашей горки! Вот почему оккупанты его отменили! Понять бы еще, с какой стороны эта самая горка…

Я пошла наугад и вышла к перекрестку. Хорошо, что кроссовки у меня бесшумные — не то бы как раз напоролась на пост. Это был тот самый пост, через который прорвался Авось — ближний к городу и последний из трех, если считать от горки.

Я сошла с асфальта и поняла, что совершила ошибку. Почва так и норовила чавкнуть у меня под ногами. Решив, что если двигаться очень медленно, то удастся избежать шума, я сделала первый шаг, очень долго погружала кроссовку в грязево и еще дольше ее там устанавливала.