Не без юмора рассказывал позднее Моруа о встрече с лордом Эрнле, опубликовавшим переписку Байрона:

«— Я в замешательстве, лорд Эрнле. Вы всегда утверждали, что между Байроном и Августой не было кровосмесительных отношений. Но у меня есть доказательства противного, однако я не решаюсь Вам противоречить. Как быть?

— Как быть? Очень просто. Если инцест имел место, скажите об этом. Что же касается меня, то мне уже 80 лет, и в моем возрасте не меняют точку зрения».

Вернувшись из Англии, писатель решил вместе с женой повторить странствие Чайльд Гарольда, посетив Грецию и Италию. По окончании этого путешествия Моруа вновь побывал на родине своего героя, где один из биографов Байрона — Гарольд Никольсон — ознакомил его с уникальным экземпляром биографии поэта, написанной Томасом Муром. Бесценный экземпляр был испещрен пометками и дополнениями ближайшего друга Байрона — Хобхауза. А леди Лавлейс приготовила для него большую связку писем отца Байрона. Словом, на этот раз уже никто не упрекнет Моруа в недостаточной научной строгости: впервые вводятся в оборот никогда не публиковавшиеся материалы. Впрочем, все ссылки на источники Моруа вынес в конец книги, так что читатель сам мог решить, знакомиться ему с ними или нет. Зато от будущих критиков это была надежная защита. В последующих книгах Моруа, как правило, вообще убирает научный аппарат, и в этом сказывается установка на самого широкого читателя, а не на специалиста.

Метод Моруа в его «романизированных биографиях» хочется сравнить с пуантилизмом в живописи, то есть с методом письма мелкими мазками правильной точечной формы (вспомним живопись Сёра). Биография Байрона состоит из огромного количества мелких «точечных» фактов, которые в сознании читателя должны сложиться в целостное полотно. В отличие от биографий Стефана Цвейга, где судьба каждого персонажа заранее проработана четкой и определенной концепцией, Моруа больше доверяет фактам и как бы плывет по их течению. Это придает его биографиям объективность и полноту самой жизни, хотя и лишает экспрессионистской страстности биографий С. Цвейга.

Значит ли это, что у Моруа вообще нет концепции, нет определенного ключа к личности своего героя? Конечно же, нет. Концепция есть, но она настолько ненавязчива, что её можно даже не заметить. Например, в интересующей нас биографии внимательный читатель не пройдет мимо темы кальвинизма и его роли в жизни поэта. По Моруа, Байрон не только получил кальвинистское образование, но в глубине души, несмотря на все свое богоборчество, оставался кальвинистам, то есть верил в изначальную предназначенность одних человеческих душ к спасению, а других — к вечному проклятию, и себя безоговорочно причислял ко вторым. Поэтому для нас было важно в настоящем издании восстановить эпиграф о кальвинизме к первой части биографии, снятый чьей-то предусмотрительной рукой во всех предыдущих русских изданиях этой книги.

Еще одна весьма существенная деталь — первое французское издание 1930 года называлось просто «Байрон», однако, переиздавая свою книгу в 1952 году, Моруа изменил её название: она стала называться «Дон Жуан, или Жизнь Байрона». На первый взгляд может показаться, что это чисто коммерческий ход с целью привлечь внимание невзыскательной публики. Но только на первый взгляд. Посмотрим на новое название в свете только что изложенной кальвинистской концепции. Ведь Дон Жуана в финале ждет встреча с Командором, ждет страшное возмездие за творимые беззакония. В неизбежность такого возмездия верил, по Моруа, и Байрон, но без страха шел навстречу ему, как Дон Жуан до последнего мига бесстрашно противостоял Командору.

Более того, даже пресловутая связь со сводной сестрой Августой Ли не раз осмысливается у Моруа как преступная, гибельная, и именно потому особенно влекущая нашего Дон Жуана — Байрона. Эта связь позволяла ему отождествлять себя и с Манфредом, и с Каином, и даже с самим Сатаной.