|
Но что толку в этом прощении? Ведь оно никак не изменит упрямой правды и не сотрёт из прошлого содеянных грехов! На небесах, где не может быть ничего тайного, он уже никогда не сможет с достоинством занять подобающее ему место джентльмена. И почему это там непременно поднимают такой шум из — за двух — трёх незначительных грешков? Из — за этого люди только вынуждены идти и грешить ещё хуже! Вот если бы он не был убийцей! Тогда можно было бы даже смириться с тем, что в мире всё — таки есть Бог. Тогда он даже мог бы почти что поблагодарить Его! Только за что? За то, что Бог не отошлёт его в проклятое место за преступление, которого он вовсе не совершал? За то, что он имел несчастье вообразить себе подобный кошмар и Бог ни разу не вмешался, чтобы защитить его от дурных, омерзительных видений? Что проку в Боге, Который не способен сделать для человека даже такую малость и оставляет Свои создания на милость их собственной глупости, чтобы потом над ними посмеяться? Нет уж, дудки! У него ещё не всё потеряно! Есть ещё порох в пороховницах! Главное — убедиться, что всё это и вправду было лишь эфемерным плодом его воображения.
Музыка смолкла, и внезапная тишина оглушила и ошеломила его. Он снова стал оглядываться по сторонам безумными глазами и наконец поднял голову. Перед его глазами откуда — то сверху возникло бледное лицо той самой девушки, которую он убил — или не убил? Наверное, это одно из его видений, ничуть не менее реальное, чем любое другое. Она пришла к нему из мира его собственного воображения, который всегда был для него самой настоящей явью и куда он готов был вступить, как только его дух покинет тело. Она смотрела на него ласково и серьёзно. Должно быть, она явилась, чтобы простить ему все грехи! Неужели это правда? Неужели на его душе нет никакого убийства, и она пришла уверить его, что он ещё может надеяться на лучший мир? Он протянул к ней руки. Она отвернулась, и, как ему показалось, исчезла, но уже через несколько мгновений она спустилась к нему в часовню. Однако он не услышал её и продолжал пристально вглядываться вверх. Арктура подошла к графу и крепко обняла его, но это внезапное соприкосновение с реальной плотью вызвало в нём такое отвращение, что он испуганно вскрикнул, отшатнулся и дико уставился на неё в непонимании и ужасе. Он совершил ужасное преступление — но при этом так и не совершил его! Он стоял с видом человека, которому вдруг пришлось узнать то, чего никогда не может быть. — Не пугайтесь, дядя, — произнесла Арктура. — Я жива, и моя могила превратилась в храм воскресения из мёртвых. Ах, дядя, дядя! Возблагодарите со мною Бога! Граф неподвижно стоял на одном месте, и в его голове проносились странные мысли, над которыми он сам был не властен. Неужели одно её присутствие разогнало тьму и смерть и впустило солнечный свет в старую, забытую часовню? Неужели её душа, умершая, но живая, всё это время пребывала здесь, ожидая его возвращения, чтобы простить его? Так, может, и покойная жена примет его так же, со словами прощения и любви? Граф не сводил глаз с лица Арктуры. Его губы шевельнулись раз или два, но он так и не произнёс ни слова. Потом он отвернулся, обвёл взглядом часовню и сказал: — Теперь здесь намного лучше. Интересно, что произошло бы с подобными душами, если бы однажды они пробудились и обнаружили, что их грехи были всего лишь кошмарным сном? Почувствовали бы они тогда, насколько омерзительны их злодеяния? И сколько из них остались бы способными снова совершить прежние грехи? Наверное, мало кто, а может, даже ни одна человеческая душа не осознаёт всей силы Божьего прощения, могущего очистить нашу совесть и память от всякой скверны. И тот, кто говорит, что даже Бог не может ничего сделать с тем, что он натворил, больше печётся о своём проклятом стыде, нежели о благословенной истине Бога — Отца. Таким людям хочется не столько покаяться, сколько хоть как — то оправдаться. |
