— Начнутся приписки и всякие другие нарушения. Я вот, с одной такой, например… — он как раз попал в нечто о четырнадцати колесах… — могу запчастей набрать столько, что мой портрет надо будет вешать в Форте «экологов» на доску почета.
— И как же быть? — спросил Глюк, уничтожая что-то малопонятное где-то в восьмистах метрах впереди.
— Думаю, обычный фотоконтроль решит проблему. К каждому стрелку приставляем человека с видеокамерой, для отчетности, — предложил Ведич, разделывая очередью какую-то длиннющую механическую штуковину, снабженную и лапами, и колесиками одновременно. — Жуть-то какая! — прокомментировал он наблюдаемое через оптический прицел.
— Ты прав, — глубокомысленно изрек Глюк, наводясь на совершенно странного механоида, вроде бы с двумя головами. — Я не по поводу фотофиксации. — Он плавно надавил курок. — Я по поводу «жути». Ведь согласись, в последнее время всяких странных меха-монстров развелось просто не в меру.
— Угу, — отозвался Ведич отрешенно. Он был занят: целился во что-то плохо различимое где-то в километре, не меньше.
Вот приблизительно таким образом сталкеры-разведчики развлекались еще минут семь-восемь. Затем, полежав еще некоторое время без дела, они окончательно убедились, что проблема с механической нечистью решена окончательно. Значит, можно трогаться дальше, не опасаясь погони.
6. Риск приемлемого уровня
Ведич с Глюком работали на Ковчег не впервые. А чего бы и вправду не поработать? Риск можно было считать приемлемым. Да и что такое для сталкера — риск? Это даже не просто обыденное, а ежесекундное дело. После Катастрофы 51-го прошло всего-то чуть больше года. Пятизонье еще не стало слишком исхоженным краем. В конце концов, в отличие от былой Чернобыльской, оно включало в себя целых пять областей. Смерть разной степени сложности поджидала тут на каждом шагу. Можно было умереть, не успев понять, что к чему. Вполне получалось осуществить расставание с жизнью в составе целой команды, а то и в одиночестве. Почти каждый эпизод перехода в небытие был по-своему экзотичен.
Однажды Ведич лично наблюдал, как плохо знакомый ему сталкер, из молодняка, умудрился попасть в гравитационную «Плешь-катапульту», а если более красиво, то «Лестницу в небо». Создалось ощущение, будто парня просто выстрелило куда-то поближе к ангелам. Он тут же обернулся точкой в вышине. Да и ту бы никто не сумел разглядеть, если бы несчастный не орал благим матом. До этого Ведич никогда не думал, что человеческий вопль можно вполне сносно расслышать за километр. Оказывается, вполне. Конечно, голосовые связки парень надорвать не успел. Поскольку его сразу вынесло ветерком в сторону от локального участка отрицательной гравитации, и он оказался в обычной власти одной «G». А тут уж его тривиальным образом разогнало и шмякнуло о родимую планету. Что происходит с обвешанным снарягой человеком после падения с тысячи метров, потом можно было посмотреть всем желающим. Парень до конца сжимал в руках автомат Калашникова. Так вот, этот самый автомат пробил его насквозь. Причем двигался он сквозь грудную клетку и прикладом вперед. Ускорение девять и восемь десятых метра в секунду за секунду — серьезная вещь.
Это было даже похуже, чем смерть, которую Ведич наблюдал при пересечении Барьера. Тоже «Физика наяву в иллюстрациях». В Барьере, как известно, три тех же «G». И людям там ох как тяжко. Причем особенно тяжко случалось поначалу, пока не стали применять разгрузочные костюмы. А мужичок, с которым случилось несчастье, был явно чрезмерно упитан. Понятно, те, кто взялся его переправить, рисковали. Но тут риск другого рода. Не своей ведь жизнью. И здесь кто как воспитан. |