Несколько минут спустя она держала в руках теплого маленького Эндрю и смотрела в иллюминатор на медленно падающий снег. Итак, она улетает. Быть может, пройдет немало лет, прежде чем она снова увидит родные места. Боль потери пронзила ее, но она постаралась взять себя в руки. Ни один человек на свете не имеет всего, что ему хотелось бы. Надо благодарить Бога за то, что есть. А у нее есть Джон и Эндрю. И Гунер. Любовь, дружба и цель в жизни. Это и есть счастье.

Выпрямившись в кресле, она закрыла глаза, бережно прижимая к себе сына. До тех пор, пока они не поднимутся над облаками, она не станет больше смотреть в окно. Пока дом не останется где то далеко позади. Так ей будет легче расставаться со всем, что она так любила. После того, как пройдет немного времени, тоска по дому уляжется, отступит. Но сейчас эта тоска сжимала ее сердце. Хорошо, если бы Джон побыл с Донахью в кабине подольше, пока она окончательно не придет в себя. А Джону захочется разделить с ней боль. Не стоит ему показывать, как трудно ей расставаться с домом.

Надо думать о чем то постороннем. О том, что помогло бы ей отвлечься. Она попробовала представить себе теплые пустыни Седикана, места, где вырос Джон. Такой дорогой. Такой родной. И он снова будет зажигать факелы в ее душе, разгоняя тьму. Бальзам любви залечит рану, прогонит печаль и принесет радость завтрашнего дня.

Свет… Ясная вспышка озарила вдруг все, позволяя увидеть, как оно есть. Но как это могло произойти? Почему? Джон беседует с Клэнси. Гунер спустился по трапу за креплениями для колыбельки, что оставались в пикапе. Значит…

Элизабет медленно открыла глаза.

Эндрю улыбался ей.