– Чудесно, – с легкой иронией отозвался Джон. – Единственное, чего нам не хватает, так это того, чтобы ты сломал ногу на каком нибудь спуске.

– Они мало чем отличаются от водных лыж, – запротестовал Гунер. – И я буду очень осторожен. – Он немного помолчал. – Элизабет оказалась именно такой, как ты ее и представлял?

Джон мысленно провернул этот вопрос и ясно увидел Элизабет такой, какой оставил ее. Она стояла на кухне. Ее фигура казалась тонковатой для женщины, которая носит ребенка. Ее густые светло каштановые волосы, освещенные горящим в камине огнем, отливали золотистым цветом. Рукава просторной голубой блузы, закатанные до локтя, открывали красивые сильные руки. Она не считала себя хорошенькой, и россыпь золотистых веснушек на ее лице тоже не считалась признаком особенной красоты.

Веснушки – это прикосновение солнца, которое она так любила. Она относилась к тому типу женщин, которым необходимо было прикосновение. Ей необходимо было оставить знак своей привязанности, пусть даже мимолетный, чтобы потом было о чем вспомнить… и улыбнуться. Господи, до чего его поразила улыбка Бет. Он вдруг поймал себя на том, что смотрел на Элизабет, как зазевавшийся мальчишка. Вот и сейчас он никак не мог себя заставить не думать о ней, не вспоминать ее слова, ее улыбку, ее жесты. Господи, да это какое то наваждение! Ему пришлось встряхнуть головой, чтобы отогнать это видение и подавить в себе мгновенное желание выйти и прикоснуться рукой к ее улыбающимся губам.

Наверное, Марк любил касаться ее губ. И Джон вдруг почувствовал странный прилив ревности при мысли об этом. Марк гладил ее груди, перебирал волосы. Погружался в ее тело… Джон глубоко вздохнул, отгоняя от Себя эти мысли. Ему не следовало думать о Марке и Элизабет. Надо забыть об этом. Ему надо держать свои собственные чувства под контролем. Марк – частица ее прошлого. А сейчас она принадлежит ему. Она еще не знает об этом. Но вскоре узнает. Все нежное тепло, что исходит от нее, и мягкий юмор – все это будет принадлежать ему.

– Джон?

Ему не без труда удалось ослабить силу рук, сжимавших телефонную трубку. Собравшись с мыслями, он ответил на вопрос Гунера:

– И даже более того. Она особенная женщина, Гунер.

– Хорошо, – удовлетворение прозвучало в голосе его собеседника. – Счастлив за тебя. И когда ты привезешь ее сюда?

– Надеюсь, к завтрашней ночи буду на месте. Бардо выказывает все признаки нетерпения. Мне кажется, он собирается появиться внезапно, чтобы застать ее врасплох и заставить ответить на интересующие его вопросы. И если эта скотина обставит все в свойственном ему стиле, то он вынудит ее поехать с нами.

– А что, если ты ошибаешься? И он сможет уговорить ее пойти с ним на ферму?

– Не думаю, что у нас есть основания для беспокойства. Шеф Бардо уже высказал сомнения в целесообразности его действий и поставил под сомнение его подозрения. Теперь Бардо непременно захочет доказать, на что он способен. – В голосе Джона появились резкие нотки. – А если так, то считай, что мы имеем право забыть обо всех этих ненасильственных методах. Я не позволю Бардо даже прикоснуться к ней своими грязными лапами.

– Они сами вынуждают идти до конца. Ни один из нас и слова не скажет, если ты решишь изменить тактику.

– Я тоже начинаю терять терпение. Ставка слишком высока. – Взгляд Джона снова обратился к окнам дома. – Я дам тебе знать, если мы решимся запуститься на всю катушку.

– Иди сразу ва банк. Мне не по душе эти игры в кошки мышки так же, как и тебе.