Я встряхнул коробку.

— Он их так и не выкинул? — засмеялась Анахита. — Вот жопа жадная. Он же их подбирать не умеет! Давай помогу. Прибора нет, но вот тут оптометрическая таблица свёрнута. Похоже, эту коробку десять лет никто не открывал. У тебя дальнозоркость, значит, вот этот набор линз. Видишь, какие оправы?

— Не «Райбан», — кивнул я. — На слесарные похожи.

— Зато они регулируемые. Смотри, вот здесь ослабляем винтик…

— Я даже сам винтик не вижу…

— Ничего, я сделаю. Выставляем межзрачковое расстояние и фиксируем. А теперь вставляем линзы… Эту строчку можешь прочитать?

— Я смотрю, не горишь желанием упасть в объятия бывшему? — спросил я, пока мы возимся с очками.

— Правильно ты ему врезал, — буркнула Анахита.

— Уже донесли?

— А как же. Товарищ твой, который Слон, художественно расписал, как ты за мою честь вступился. Спасибо, кстати, это мило. Хотя я и сама бы не затруднилась.

— Не за что. Так, накатило что-то.

— Рука болит?

— Ах, ты об этом… Я старик, у меня всегда что-то болит.

— Ладно, чёрт с ним, с Петей. Мудак он был, мудак он и остался. Скажи мне, Док, что творится с Нагмой?

— У твоей девочки талант. И не только к рисованию. Она из тех, кто видит Великий Фрактал. Может быть, это наследственность, может, так звёзды сошлись… Какой бы Пётр ни был мудак, но он проводник. Это одно из проявлений той же способности — видеть фрактал. То, что спрятано под внешней поверхностью мира, скрыто за завесой иллюзорной причинноследственности. И Нагма этот талант имеет. В чём именно он выражается, я до сих пор не уверен. Сначала мне показалось, что он сродни моему, я даже думал, что невольно послужил катализатором его проявления.

— Это не так?

— Скорее всего, нет. То, что она видит, не референс, это что-то другое. И я бы, честно говоря, с ней не поменялся…

— Ну-ка, попробуй, — Анахита протянула мне очки.

— Хм… Непривычно.

— Очки всегда поначалу напрягают. Но видишь что-то?

— Вижу. Тебя. Оказывается, ты красивая!

— Прекрати, — засмеялась она. — Мне скоро тридцать, а в горах быстро стареют.

Да, я лукавлю. Без очков не были видны детали. Обветренная кожа, вместо ухода и косметики получавшая ветер и ультрафиолет, выгоревшие волосы, сухие, потрескавшиеся губы, мелкие пигментные пятна, мимические морщинки. Все то, что скрывала моя пресбиопия. Она выглядит на десять лет старше, чем могла бы.

— Ты всё ещё юна и прекрасна! Нагма выглядит твоей сестрёнкой! — бессовестно привираю я. — Слон сражён твоей красотой наповал. Он уже успел пошутить про хобот?

— О да, — хихикнула Анахита, — трижды. В напоре и стремительности ему не откажешь.

— Ох уж эти военно-полевые ухаживания! Они скорее тактические, чем тактичные. Спасибо за очки, чувствую себя прозревшим.

— Не за что. Скажи, Док, теперь, когда прибыли твои друзья, всё ведь изменится?

— Да, — подтвердил я. — Замок принадлежит владетелю Креону, он устанавливает порядки.

— Он такая же истеричная надменная задница, как его дочь?

— Да что ты! Он гораздо, гораздо хуже!

* * *

Владетель Креон через Калидию объявил о своём желании меня лицезреть. Девушка пришла мрачная, как на поминках. На похоронах мечты об отцовском признании. Глаза сухие, но видно, что высохли недавно.

— Что пошло не так? — поинтересовался я. — Галопом мчалась спасать отца, а обратно притрюхала, как собака побитая.

— Его не нужно было спасать. Я, как полная дура, была уверена… А оказалось, что наши оболочки — все оболочки дома Креона — были активированы не в Цитадели! И я, видите ли, могла бы и догадаться.