К своему изумлению, он обнаружил, что легко забыл Эмму. Он смог выбросить ее из головы так же равнодушно, как старый хлам, хранящийся в темных углах пыльного чердака. И его жизнь вдруг стала такой насыщенной, и пустота, образовавшаяся после ее отъезда, почти сразу заполнилась более важными делами.

В галерее было много работы. Его дни были заполнены чередой встреч с клиентами, иностранными посетителями и полными надежд молодыми художниками с большими папками, набитыми картинами. «Не может ли. Бернстайн организовать для них выставку, чтобы помочь разгореться искре таланта?» Обычно ответ звучал: «Нет. Не может». Но Маркус был добрым человеком, и они не отпускали ни одного молодого человека обратно в Глазго, Бристоль или Ньюкасл либо в другой город, где он жил, без плотного обеда и денег на обратный билет.

Роберт обнаружил, что ему нравится заниматься этим, и его энергия, запущенная на полный ход, не могла и не хотела иссякать. Он не тратил попусту время и намеренно посвящал свои часы, свободные от работы, Джейн Маршалл.

Их работа иногда заканчивалась в разное время, но это совсем не мешало любовникам. Он звонил ей и приезжал выпить в ее маленький домик по пути из галереи — и заставал хозяйку в переднике, за пришиванием бахромы к занавескам или вычерчиванием на миллиметровке зубцов ламбрекена. Время от времени она уезжала из города, и тогда он весь вечер яростно занимался каким-нибудь физическим трудом, копал землю в саду или косил траву.

Однажды на выходные они с Джейн поехали в Бошем, где у ее брата был маленький домик и катамаран, пришвартованный в неспокойных водах Харда. Они провели на воде все воскресенье. Был сильный бриз, на небе — яркое палящее солнце. В конце дня, устав на свежем воздухе, они пошли в деревенскую пивную посидеть, попить горького бочкового пива и поиграть в «монетку». Вернулись в Лондон очень поздно, подняв верх машины. По небу ветер гнал обрывки облаков прямо по звездам.

И вновь Элен завела:

— Думаю, тебе надо жениться.

Роберт ответил:

— Может, женюсь.

— Но когда? Чего ты ждешь?

Он не знал и не смог ответить. Но был уверен, что еще не настало время строить планы или анализировать чувства, которые он испытывал к Джейн.

Теперь Элен опять заставила его думать о делах. Она возвратилась с подносом и чаем. Поставив все на металлический столик, придвинула его ближе к Роберту. Раздался скрежет металла о мощеную дорожку. Элен сообщила:

— В обед звонил Маркус.

Маркусу надо было возвращаться в Шотландию. Шотландский баронет — большой любитель виски — хотел продать свои художественные ценности, а его сын препятствовал этому, так как был наследником и, очевидно, не хотел, чтобы они были проданы с бухты-барахты. Если наследник и соглашался продать картины, то просил за них в три раза больше, чем его страждущий папаша. После продолжительных дорогостоящих телефонных переговоров Маркус неохотно согласился приехать еще раз.

Бизнес всегда должен быть выше личных желаний. И раз уж приходилось спать на влажном белье и в ледяных комнатах и есть скверно приготовленную пищу, чтобы заполучить эти картины, то он был готов ко всем испытаниям.

— Как его дела?

— Он был очень краток. Не иначе как говорил из огромного зала, где из одного угла его слушал старый хозяин, а из другого — молодой.

— Он заполучил картины?

— Нет. Но получит. Если не все, то многие.

Она ушла по траве, чтобы включить фонтан.

— Что касается Рейнберна, то он не отступится, — сказала она, полуобернувшись к брату. — Тут он за ценой не постоит.

Роберт налил себе чаю и начал читать вечернюю газету. Когда Элен вернулась, он передал развернутую газету ей.